Маркиз САД - ФИЛОСОФИЯ В БУДУАРЕ (БЕЗНРАВСТВЕННЫЕ НАСТАВНИКИ)

ласках семенные железы набухают и в конце концов извергают жидкость,

истечение которой погружает женщину в чудесный экстаз. Это назывется течь.

Как только твоя милая подруга позволит, я покажу тебе, насколько более

энергично и неудержимо то же самое происходит с мужчинами.

С.-А. - Подожди, Евгения, сейчас я научу тебя еще одному способу

доставить женщине крайнее наслаждение. Раздвинь пошире бедра... Видите,

Далмансе, в таком положении ее анус все также свободен! Можете ласкать

его, пока я буду делать то же самое языком спереди, пусть она с нашей

помощью придет в экстаз раза три-четыре, если возможно. У тебя прекрасный

лобок, Евгения. Как мне нравится целовать этот дикий пушок!... Твой

клитор, теперь я лучше его вижу, мало развит, но очень чувствителен... Как

ты дрожишь!... Пусти меня... Ах! Ты без всякого сомнения девственна!...

Скажи, что ты ощущаешь при прикосновении наших губ одновременно к обоим

твоим отверстиям. (Выполняет сказанное.)

Е. - Ах! Дорогая моя, это чудо, это ощущение невозможно описать! Мне

очень трудно сказать, который из ваших языков вызывает у меня более

глубокое безумие.

Д. - Учитывая наши позы, мой член близок к вашим рукам, сударыня;

приласкайте его, прошу вас, пока я целую этот божественный анус. Поглубже

язычок, сударыня; не ограничивайтесь клитором; проникайте своими

сладострастными устами прямо в матку: так мы скорее добъемся истечения

влаги.

Е. (вытянувшись) - Ах! Я больше не могу, я умираю! Друзья мои, не

оставляйте меня, я сейчас потеряю сознание!... (Истекает влагою между

двумя наставниками.)

С.-А. - Ну что, моя милая, как ты чувствуешь себя, испытав

доставленное нами наслаждение?

Е. - Я умираю; я без сил... со мной все кончено!... Но объясните же,

прошу вас, те два слова, что вы произнесли, а я не понимаю; прежде всего,

что означает матка?

С.А. - Это нечто вроде полости, похоже на сосуд, горлышко которого

обхватывает член мужчины и принимает извергающуюся влагу женщины

посредством истечения из желез, и семя мужчины, его мы тебе еще покажем;

из смеси этих жидкостей появляется зародыш, из которого получаются

поочередно то мальчики, то девочки.

Е. - Ах, понимаю; это определение объясняет и понятие влаги, которое

я сперва не поняла хорошенько. И соединение семени необходимо для

появления зародыша?

С.-А. - Конечно, хотя сейчас уже доказано, что зародыш обязан своим

существованием лишь семени мужчины; пусть одно, без смешения с влагою

женщины, оно ничего не стоит; но наша влага только способствует развитию;

она на производит, она помогает производству, не являясь его причиною.

Некоторые современные натуралисты заявляют даже, что она вовсе бесполезна;

из чего моралисты, руководствующиеся открытием ученых, выводят, достаточно

правдоподобно, что в таком случае ребенок, кровь от крови своего отца,

обязан преданностью лишь ему. Это утверждение небезосновательно, и хоть я

и женщина, я не отважусь его оспорить.

Е. - Я нахожу подтверждение сказанного тобой в своем сердце, моя

дорогая, так как я безумно люблю отца, и чувствую, что ненавижу мать.

Д. - В этом предпочтении нет ничего удивительного: я думаю совершенно

также; ведь я все еще не могу утешиться после смерти отца, в то время как

потеряв мать, скорее обрадовался. Я от всего сердца ненавидел ее. Не

бойтесь питать такие чувства, Евгения: они естественны. Происходя

единственно от крови отцов, мы решительно ничем не обязаны матери;

впрочем, они лишь предавались акту, в то время как отец добивался ее;

следовательно, рожденья нашего желал отец, а мать всего только согласилась

с этим. Какая разница в чувствах!

С.-А. - В твою пользу, Евгения, есть еще тысяча причин. Если

какую-либо мать в мире и должно ненавидеть, так именно твою! Сварливая,

суеверная, набожная,бранчливая... и возмутительная ханжа, могу поспорить,

эта тихоня за всю свою жизнь ни разу не оступилась... Ах, дорогая моя, как

я ненавижу добродетельных женщин!... Однако, мы к этому еще вернемся.

Д. - Не нужно ли теперь под моим руководством научить Евгению

возвращать сторицей то, чем вы только что ее наградили, чтобы она в моем

присутствии ласкала вас?

С.-А. - Согласна, считаю даже это полезным, а вы в это время,

Далмансе, без сомнения, желаете пусть меня сзади?

Д. - Как вы можете сомневаться, сударыня, в том удовольствии, с

которым я выражу свое полнейшее к вам почтение?

С.-А. - (поворачиваясь к нему спиной) - Ну что, вот так - хорошо?

Д. - Прекрасно! Теперь я могу наилучшим образом оказать вам те же

услуги, которые пришлись по душе Евгении. Итак, маленькая глупышка,

устройтесь поудобнее, голову между ног вашей подруги, и язычком действуйте

так же, как только что действовала она. Надо же! В таком положении мне

доступны ягодицы вас обеих, и я смогу прекрасно ласкать Евгению, целуя ее

милую подружку. Вот... так... Смотрите, как нам хорошо всем вместе.

С.-А. (в волнении) - Я сейчас умру, черт возьми!... Далмансе, как мне

нравится держать в руке твой член, пока я теку!... Было бы так хорошо,

если бы он наводнил меня семенем!... Ласкайте!... Да целуйте же меня,

проклятье небу!... Ах, как я люблю быть шлюхой, вот так истекая семенем!..

Кончено, я больше не могу... Вы оба привели меня в экстаз... Мне кажется,

я за всю свою жизнь не испытала такого наслаждения.

Е. - Как я счастлива, что сумела это сделать! Однако, милый друг, у

тебя вырвалось еще одно словечко, которого я не знаю. Что означает это

выражение шлюха? Извини, но ты ведь знаешь, что я пришла сюда учиться.

С.-А. - Дорогая моя, так называют тех жертв развращенности мужчин,

что всегда готовы поддаться своему темпераменту или корысти; они

счастливые и почтенные создания, их осуждает общественное мнение, но

венчает сладострастье, они нужнее обшеству, чем ханжи, и имеют мужество

ради служения ему пожертвовать тем уважением, которого это общество

осмелилось несправедливо их лишить. Да зравствует те, кого звание это

возвышает в их глазах! Вот истинно любезные, единственно подлинно

философски мыслящие женщины! Что до меня, моя дорогая, я с двенадцати лет

делаю все, чтоб удостоиться этого звания, и уверяю тебя, не только не

скучаю, а наслаждаюсь на этом поприще. Больше того: я люблю, когда во

время близости, меня называют так; это оскорбление кружит мне голову.

Е. - О, я понимаю тебя, дорогая, я тоже не обижусь, если меня назовут

так, хоть пока и не заслуживаю этого звания; однако, не противоречит ли

такое поведение добродетели, и не оскорбляем ли мы ее, поступая таким

образом?

Д. - Ах! Забудь о добродетелях, Евгения! Есть ли хоть одна жертва,