Маркиз САД - ФИЛОСОФИЯ В БУДУАРЕ (БЕЗНРАВСТВЕННЫЕ НАСТАВНИКИ)

Маркиз де САД

ФИЛОСОФИЯ В БУДУАРЕ

(БЕЗНРАВСТВЕННЫЕ НАСТАВНИКИ)

PАЗВРАТНИКАМ

Сластолюбцы всех поколений, лишь вам я адресую настоящее

произведение: пусть вас питают его принципы, они благоприятствуют

страстям, а страсти эти, которыми пугают вас холодные пошлые моралисты, -

всего только средства, употребляемые природою, чтобы внушить человеку ее

намерения по отношению к нему; не слушайте ничего, кроме этих сладостных

страстей; их сущность одна должна привести вас к счастью.

Развращенные женщины, пусть сладострасная Сент-Анж станет вам

примером; презирайте, подобно ей, все, что противно божественным законам

наслаждения, облекавшим всю ее жизнь.

Юные девицы, слишком долго сдерживаемые абсурдными и опасными путами

сверхъестественной добродетели и отвратительной религии, последуйте

примеру пылкой Евгении; разрушьте, поприте ногами с тою же быстротой, что

и она, все смехотворные заветы, навязанные тупоумными родителями.

А вы, любезные распутники, вы, что с самой юности не слушались иных

шпор, кроме своих желаний и иных законов, кроме своих капризов, пусть

служит вам образцом циничный Далмансе; идите дальше, как и он, если как и

он хотите пройти все устланные цветами пути, уготованные вам развратом;

под его наставничеством уверьтесь, что лишь расширяя сферу своих вкусов и

фантазий, лишь жертвуя всем во имя сладострастья, насчастное существо,

известное под именем человек, против его воли брошенное в эту унылую

вселенную, может суметь взрастить несколько роз на шипах жизни.

Всякая мать предпишет сие чтение своей дочери.

ДИАЛОГ ПЕРВЫЙ

Госпожа де Сент-Анж, Шевалье де Мирвель

М. де С.-А. - Здравсвуй, братец. Ну так что ж, господин Долмансе?

Шевалье - Он придет ровно в четыре часа, обед только в семь, как

видишь, нам хватит времени поболтать.

М. де С.-А. - Знаешь ли, братец, что я немного раскаиваюсь и в своем

любопытстве, и во всех непристойных наших планах на сегодня? Ты, друг мой,

поистине слишком снисходителен, тем более должна бы я быть благоразумной,

тем более моя проклятая голова кружится и становится легкомысленной: ты

все мне прощаешь, а это меня портит... В мои двадцать шесть лет я должна

бы уже стать набожной, а я до сих пор самая распутная из женщин... Никто и

представить не может, чем я занимаюсь, друг мой, и желаю исполнить. Я

воображаю, что общаясь лишь с женщинами, стану благоразумной; ... что

сосредоточившись в рамках моего пола, желания мои перестанут стремиться к

вашему; пустые надежды, друг мой; наслажденья, коих я желала лишиться, еще

пламенне загорались в моей душе, и я поняла, что если рождена для

распутства, то бесполезно и думать сдержать себя: безумные желания вмиг

разбивают любые оковы. Наконец, дорогой мой, я всеядное животное; я все

люблю, все меня развлекает, я хочу объединить все жанры; однако, признай

же, братец, не чистая же экстравагантность с моей стороны - желать узнать

этого необыкновенного Долманса, который, ты говорил, за всю свою жизнь не

мог видеть женщины, как предписывают обычаи, и, содомит из принципа, не

только поклоняется как идолу своему полу, но и нашему уступает лишь при

специальном условии, что получит лишь милые его сердцу возможности, коим

привык пользоваться с мужчинами? Видишь ли, братец, какова моя странная

фантазия: я хочу стать Ганимедом этого нового Юпитера, хочу наслаждаться

его вкусами, его развращенностью, хочу стать жертвою его развращенности:

до настоящего момента, дорогой мой, ты знаешь, я предавалась так тебе

одному из любезности, да еще некоторым из моих людей, что, получая плату

за это, согласны были только из корысти; сегодня же - уже не любезность и

не каприз, но чистое влечение руководит мною... Между порабощавшими меня

пристрастиями и теми, что еще меня поработят, я вижу непостижимую умом

разницу, и хочу ее познать. Заклинаю, опиши мне своего Долманса, чтобы я

хорошенько его могла себе представить, прежде чем он придет; ты ведь

знаешь, я видела его лишь раз - на днях, в одном доме, где могла говорить

с ним всего несколько минут.

Шевалье - Долмансе, сестрица, недавно исполнилось тридцать шесть лет;

он высок ростом, весьма красив лицом, глаза у него очень живые и

одухотворенные, однако в чертах против его воли проступает что-то немного

тяжеловатое и жестокое; у него самые красивые зубы, каких в целом свете не

найдешь, некотрая томность в фигуре и движениях, объеснимая без сомнения

привычкою так часто вести себя подобно женщине; крайне элегантен, обладает

прекрасным голосом, возможными талантами и особенно большою

философичностью ума.

М. де С.-А. - Надеюсь, он не верит в бога.

Ш. - Ах! Ну о чем ты говоришь! Он - всем известный атеист, самый

безнравственный из мужчин... О, это наиболее завершенная и полная

развращенность, самая жестокая и испорченная личность, какая только может

в мире существовать.

М. де С.-А. - Как все это меня возбуждает! Я буду в восторге от этого

человека. А вкусы его, братец?

Ш. - Они тебе известны; содомские наслаждения милы ему и в активной и

в пассивной роли; в своих удовольствиях он обожает одних лишь мужчин, и

если изредка и соглашается испробовать женщин, то лишь при условии, что

они также согласны изменить с ним своему полу. Я рассказывал ему о тебе, и

предупредил о твоих намерениях; он принял предложение и в свою очередь

предупреждае об условиях сделки. Я должен сказать тебе, сестрица, он

наотрез откажется, если ты попытаешься увлечь его во что-то иное: "То, на

что я соглашаюсь с вашей сестрой, - заявил он, - не более, чем уступка...

отклонение, каким я себя пятнаю очень редко и с большими

предострожностями."

М. де С.-А. - Пятнаю!.. Предосторожности!.. Безумно люблю язык этих

любезных мужчин! Между нами, женщинами, тоже есть такие исключительные

словечки, доказывающие, подобно сказанным им все глубокое отвращение,

пронизывающее нас ко всему, что не соответствует исповедуемому культу...

Э! скажите-ка, дорогой, а тобою он овладел? С твоим-то прелестным личиком

и двадцатью годами, я думаю, можно увлечь такого мужчину!

Ш. - Не скрою от тебя моей с ним экстравагантности: ты слишком умна,

чтоб ее осудить. На самом деле я сам люблю женщин, а этим странным вкусам

предаюсь лишь под влиянием какого-либо любезного человека. Но в таком

случае я готов на все. Я далек от смехотворной спеси, заставляющих наших

молодых шаллопаев считать, что на подобные предложения следует отвечать

ударом трости; разве человек властен над своими вкусами? Надо понять тех,