Ингрид Питт - Вампиры. Опасные связи

Она на секунду зашла в кухню и огляделась. Запахи копченой селедки, кровяной колбасы и сохнущего в помещении белья смешивались, вызывая тошноту. Камилла вдруг почувствовала, что теряет ориентацию в пространстве. Вкус жизни Норин застрял у нее в горле; перед глазами на секунду возникла пугающая картинка ее существования в этом доме. Муж-чурбан и безразличные отпрыски, шумные американцы, жующие пережаренный бекон в этой убогой, мрачной столовой. Камилле нечем дышать, ей кажется — она становится прозрачной.

Шеридан сигналит в «бентли».

— Тсс! — шипит Камилла и убегает из кухни.

Большая машина отъезжает от дома.

Норин проснулась, как раз чтобы услышать звук отъезжающей машины. Ночью ей не спалось, но для нее не существует поблажек. Никто не принесет ей кофе в постель. Надо приготовить завтрак для постояльцев; Джонасон не в духе; дети будут выводить ее из себя своим ором, а малышка ревом. Но она улыбалась. Она стояла на крыльце и слушала приглушенное урчание двигателя большой машины. Это едут они, прекрасные люди. Норин повертела в руке простой кремовый прямоугольник визитки с единственной надписью: «Камилла Сиибу». И больше ничего. Ни адреса, ни телефона. Высокомерно, не так ли? Но это не важно. Ты никогда больше их не увидишь. Мимолетное знакомство. Она сунула визитку в ящик комода, туда, где хранила свою коллекцию любимых трофеев.

— Иногда у меня бывают такие милые постояльцы, — мурлычет Норин. — Так славно принимать их у себя.

И она возвращается в рабство, к своим домашним обязанностям, в ее широкой, хищной улыбке таится триумф; взгляд наивных светло-карих глаз больше не голодный, он пресыщенный.

Они заранее позвонили и забронировали номер в месте настолько удаленном от примитивного В&В, насколько это позволяли деньги. Камилла автоматически одарила паренька, который подхватил их сумки, ослепительной улыбкой и была несколько удивлена, когда не получила в ответ восхищенный, признательный взгляд.

Они вошли в отель. Каким же просторным казался им холл. Там толпилось множество людей, но не было тесно. Никто не смотрел в сторону Камиллы. Или, если кто-то случайно и бросал взгляд в ее сторону, казалось, этот кто-то ничего не видел. К тому моменту, когда они дошли до регистрационной стойки, она чувствовала тревогу и странную слабость, словно этот короткий переход был долгой дорогой через безлюдную тундру. Странствие Камиллы по миру людей до сих пор было поглощением, глоток за глотком, их внимания. Цветок обольщения распускался целиком лишь время от времени (она не наркоман, как Шеридан!). Ее неизменная красота, ее неувядающая молодость поддерживались более изощренными способами. Она так привыкла получать ответную реакцию, что даже не задумывалась об этом. Восхищение, вызываемое ею практически у каждого человека (будь то мужчина или женщина), у молодого или у старого, было ее повседневной пищей, воздухом, которым она дышала. Люди так и питаются. Таков закон природы.

Весь подъем до номера спокойный и невозмутимый Шеридан хранил молчание, а она не могла удержаться и рассматривала себя в зеркальных стенах лифта, заглядывала в глаза проходившей мимо горничной, в глаза коридорного, ожидавшего чаевые. Ничего. С таким же успехом она могла быть невидимкой. «Что со мной произошло?»

— Что с тобой, Кэм?

— Ничего, — отвечает она, сидя на кровати королевских размеров в центре огромного номера. По кровати разбросаны роскошные подушки; свежие, белоснежные простыни благоухают. Но где же Норин с ее покорными, голодными глазами? — Я, пожалуй, приму душ.

Она уходит в ванную комнату.

До тех пор, пока ты видишь себя в зеркале, ты не переступила черту. Так говорит Шеридан. Когда-нибудь все зеркала окажутся пустыми. Временами, устав от бесконечно повторяющейся пытки своей изощренной диеты, она мечтала о том дне, когда у них уже не останется выбора и они вынуждены будут превратиться в монстров. В действительности никто из них не хотел переступать эту черту. Это была бы своего рода смерть. Они предпочитали как можно дольше избегать этой участи. Но было кое-что еще.

На нее смотрит светловолосая уставшая женщина, немного бледная. На лице ее несколько тоненьких морщин, несколько лопнувших сосудов. В этом отражении нет ничего необычного. Ни старая, ни слишком молодая, ни красивая, ни страшная — определенно нет никаких признаков бессмертного зла. «О боже, — шепчет она, заново рожденная смертная, — что со мной произошло?» Она поворачивается в одну сторону, потом в другую. Бесполезно. Куда бы она ни смотрела, прозрачный, чистый свет, падающий на нее, исходит с севера.

Журнал «Locus» включил Конни Уиллис в список «Лучших авторов научной фантастики и фэнтези девяностых годов». Она дебютировала в 1971 году в журнале «Worlds of Fantasy», но начала регулярно писать в жанре фэнтези только с начала восьмидесятых. Ей принадлежат романы «Мечты Линкольна» («Lincoln's Dreams»), «Книга Страшного суда» («Doomsday Book»), «Белое пятно» («Uncharted Territory»), «Римейк» («Remake»), «Вожак» («Bellwether»), «Не считая собаки» («То Say Nothing of the Dog») и «Переход» («Passage»), а также сборники рассказов «Пожарная охрана» («Fire Watch»), «Невозможное» («Impossible Things») и «Чудо и другие рождественские истории» («Miracle and Other Christmas Stories»). Уиллис шесть раз получала премию «Небьюла» и восемь — «Хьюго».

Автор так рассказывает о возникновении замысла новеллы «Джек»: «Когда я впервые посетила собор Святого Павла в Лондоне, то сразу вспомнила Блиц. [66] Так в Великобритании называют массированные бомбардировки английских городов германскими ВВС во время Второй мировой войны, начавшиеся 7 сентября 1940 г. и продолжавшиеся каждую ночь до 10 мая 1941 г. Мне показалось невероятным, что собор не сгорел в ту декабрьскую ночь [67] 29 декабря 1940 г., во время ожесточенного воздушного налета на Лондон, на купол собора упала зажигательная бомба, которую, однако, удалось вовремя обезвредить. (и до сих пор так кажется), и я начала собирать факты для нового рассказа; в итоге появилась „Пожарная охрана“. Читая книги и различные документы, я постоянно встречала упоминания о необыкновенно удачливых спасателях. Они словно обладали неким инстинктом, позволявшим им обнаруживать пострадавших под завалами. Разумом я понимаю, что эти люди скорее всего очень хорошо слышали (лондонцы тогда были практически глухими из-за постоянного шума) или каким-то образом догадывались, где искать, а может, им просто везло. Однако однажды мне пришло в голову иное, более зловещее объяснение…»

В ту ночь, когда Джек впервые появился у нас, Ви опоздала. Люфтваффе тоже. В восемь сирены еще молчали.

— Может, нашей Виолетте надоели летчики и она переключилась на наблюдателей, — пошутил Моррис. — А те потеряли голову от ее чар и забыли включить сирены.