Мария Круговая - Сделай мне приват

— Я ловелас?! — высунулся Валюша.

— А кто? Я? Я, может, потягиваю юные попки в душе в рабочее время?! — на это Аланик, будучи представителем юных попок, аристократично улыбнулся Бурой. Она гневно накинула дубленку с мехом на воротнике и сразу стала похожа на заведующую овощебазой в Купчино.

— Я знал? Вы сами там еле успели следы замести, а мне хоть бы кто стукнул!!

— Стукнуть тебе?! — заорала я. — Мы б тебе стукнули, если бы были уверены, что ты не вылезешь с криком на всю квартиру: «Какая сука поебаться не дает?!».

Занавеска возмущенно дернулась

— А ты, Бурая, это зря про больных!

— Мы, между прочим, людям помогаем. С тяжелыми психо-сексуальными проблемами, — обиженно сказала занавеска.

— Настю видел кто-нибудь? — решила я перевести тему.

— А тебя вчера не было?

— Нет. Вчера же вторник был.

— Вчера здесь Настя во всей красе выступала. Они с Валюшей на пару отличились.

— Опять Валюша. Изумительно. — Из монолога Бурой я узнала, что Насте было просто-напросто негде жить. Она орала, чтобы ей тут разрешили ночевать, Валя орал, чтобы она убирала за собой хотя бы и работала бы иногда, Бурая орала, что у нее здесь не приют бездомных шлюх и что кто-то сюда водит своих мужиков, что совсем не вяжется с ее, Бурой, понятиями о работе на видеоконференциях. В ответ на это Настя кинула в администратора чашкой. В нежно-розовеньких осколках Валюша признал свою чашечку. Тут я уже начала жалеть Настю.

— Мою любимую чашку, прикинь??

— Сердечком?

— Ну. Думал, убью суку. Подарок же.

— Потом она орала, что приведет ментов или бандитов, что нас тут всех убьют или посадят. Веселая такая девчонка.

— А в итоге чего?

— Взяла у Аланика 50 рублей в долг. Пошла жаловаться Тимуру на меня и на Валюшу. Администратор ни хера не делает, а Валюша избил бедную овечку…

— Ал, ты зачем ей денег дал? Она же не вернет никогда в жизни.

— Ну… у меня было, чего же не дать…

— Натурально сестра милосердия, — Бурая направилась к выходу. Затем остановилась и резко выдохнула: — Ладно, я домой, девочки. Иди целоваться, жрец греческой любви. Я сегодня приеду, куплю барахла всякого, будем убираться. Чтобы тут еще кроме меня три человека было. Двери, если эта мразь придет, ей не открывать… Что-то я устала… похудела как будто даже. Маруся, скажи, я похудела?

— Ты, Бурая, очень похудела. Иди домой, спать.

Мы все расцеловались. Лилит с Таней-Три-Икса мужественно сидели по комнатам. Светало.

-

— i wanna touch your hard dick … wanna suck you out!

— Mmmm… i wish you could feel how i want you…

— Wanna fuck me, bustard? Wanna fuck my hot sweet pussy??

— Yeah, i want you…

— Do you?!!

— Yeah…

— I can’t hear you, fuckin bustard!!

— I want your little beautiful pussy..

— Mmmm…. do you want me to put my pants down? Wanna lick my sweeeet pussy?

— Yes, my girl…

— I want your tongue… lick me… just… lick… my pussy…. my asshole

— U drive me crazy… i wanna see more of u..

— More? May be my neck?

— Yes.

— May be my hair?

— Oh…

— May be my knees?

— Mmm…..

— May be my tummy?

— Лилька, а потом ты приходишь в западную компаху устраиваться, скажем, референтом, а там сидит такой дядечка в галстуке и пиджаке, лысенький и старенький, и вещает тебе важным голосом: «Политика нашей компании в целом основана на…» Прикинь, а ночью на тиджис или кам-контактсе отвисает. Я всерьез не воспринимаю уже…

— Как Гриди? Смейтесь надо мной, смейтесь! Я старый, я толстый! Смейтесь, у меня встает!!! Бееее…. Тоже ведь босс чей-нибудь, его секретарши боятся!

— Шоу ми ёр пусси!!! ААА!!! Айм Каминг!!!

Больше всего я не люблю два вопроса: «чем занимаешься по жизни?» и «ты (она, они) — лесбиянка(и)?».

Мне абсолютно нечего ответить, к своим двадцати я уже давно перешагнула оба эти понятия. Я живу в атмосфере, где люди далеко за гранью гомосексуализма, вне области понятий морали, работы, проституции. Просто смешно было бы спросить Текки, лесбиянка ли она? И чем она занимается по жизни. Первое время стереотипы мои с оглушительным треском зарывались в густую свежесть настоящего и разнообразного порока. Вопросы: «А как же так можно?», «Если он педик, как же у него с девочкой получилось?» и «За деньги? Да ты же проститутка!!!» были нелепыми, никто на них не давал мне ответов и, со временем, я перестала искать их сама. Я приняла это как театр, как нелепую нашу изуродованную пьесу, где нет четких ролей. Поэтому я не могу сказать, чем я занимаюсь «по жизни». Зарабатываю деньги? Сплю с мужчинами? Сплю с женщинами? Имею творческое хобби? Живу одна? Живу с мужчиной? Употребляю ли алкоголь и наркотики? Курю ли? Это слишком сложные вопросы для меня, особенно, когда их задают вне рамок «разговора по душам». Студию я любила за то, что здесь никто никогда не задавал никаких вопросов вообще: юным амбициозным натурам, вроде меня, было намного интереснее рассуждать о собственных уникальных персонах, чем расспрашивать о других.

Тем нелепее мне казалась возникшая ситуация между мной и Новенькой — задавать такой вопрос здесь, вдали от правил, шаблонов и определений, в обстановке полного гендерно-культурного хаоса. Я не выдержала:

— Ты глупая?

— То есть — да?

— То есть — не твое дело.

— Ну точно, значит. Я ошибаться не могу. Я, знаешь ли…

— Не знаю.

— … сразу такие темы просекаю.

— Слушай, ты работать сюда пришла или темы просекать?

— Нужно же знать, с кем работаешь.

— Зачем?

— Для спокойствия.

— Успокоилась? Пошли.

Бурой всегда казалось, что у нас недостаточно моделей. Вот он, итог. По коридору за мной шло мальчишкоподобное существо с черными ледяными глазами, худым внимательным лицом и пирсингом в брови. В милитари-майке и ботинках, заставляющих питерских негров, не раз битых местными скинхедами, неприятно подрагивать. Оленька.

— Придешь завтра к десяти вечера. Одна или с парой?

— Одна.

— Ладно. Здесь будет Бурая, скорее всего. Она — админ, все тебе подробно объяснит. Паспорт принесешь. И любой другой документ.

— Бурая — это прозвище?

— Фамилия. По существу сегодня вопросы будут?

— Где мое рабочее место?

— Любое свободное. Но, учти, старших надо уважать. — Она кивнула и шагнула в нашу с Лилит комнату. На рабочем столе висела красноречивая фотка. Она растянула тонкие губы в понимающей ухмылке.

— Камеры можно посмотреть?

— Смотри.

— Микрофоны есть?

— Есть, но плохие.

— В солярии можно полежать?

— Пока нет, там стекло сейчас треснуло. — Она на ходу круто повернулась ко мне, и я чуть не врезалась в нее. Где Бурая таких высоких баб берет только?!

— Это у тебя свой цвет волос?

— Да, — хрипнула я. — У тебя опыт работы есть?

— Небольшой. А сколько тут платят?

— Тебе — пока 40 %.

Казалось, Оленьку это не волнует в принципе: она уже смотрела куда-то мне за левое ухо.

— Там ванная, — сказала я ей в спину.

В ванной комнате она придирчиво осмотрела россыпь зубных щеток, паст, гелей для душа. На большом зеркале было написано красной помадой: «Уважаемые проститутки! Не замачивайте рабочее белье более чем на 1 (один) месяц! Воняет. Злая Лилит».