Вадим Шакун - Пятьдесят девственниц

Точно такой же туннель идет и от столицы королевства к Скалистой крепости, ибо это самый оживленный торговый порт дварфов. В тех местах, где туннели становились особенно глубоки, они прерывались и путники вместе с тележками, поднимались специальными подъемными машинами на новый отрезок пути, опять-таки наклоненный в нужную сторону.

Немало пораженные такой изобретательностью дварфов, мы поблагодарили трактирщика за совет, расплатились и поспешили к указанному туннелю, где достаточно быстро сторговались с тележечником об оплате.

От скорости несущейся под уклон тележки внутри у меня все, порой, замирало настолько, что я даже удивился, почему это в текст своей клятвы дварфы не внесли слова о том, что пусть, де, я расшибусь на тележке. Быстрые Глазки же весело хохотала, а Трина и Крикун даже визжали от восторга. Как бы то ни было, в столицу дварфского королевства мы попали менее, чем за сутки.

В магической гильдии встретили меня как нельзя более гостеприимно — в первый же вечер сообщили день и час, когда все члены гильдии смогут встретиться со мной. И удивительна была сама эта встреча: почти три десятка дварфов обоего пола ждали меня в главном зале гильдии, чьи потолки были изукрашены золотыми изображениями небесных светил.

Я без утайки рассказал присутствующим и о своем увлечении магией и об Инкубе, не упомянув, правда, о столь неприличном условии, которое тот мне поставил.

По древнему магическому обычаю, младшие здесь высказывались раньше старших. И каких только мнений я не наслушался. Были такие, кто предлагал немедленно умертвить меня, дабы овладеть жезлом. Были иные, кто предлагал просто выкупить его у меня.

— Глупые, неразумные ученики, — сказал первый же из более старших дварфов. — Не бесчестно ли будет нам лишить жизни человека, который был нам добрым союзником и сам отдал себя в наши руки? Что же касательно покупки, откуда мы знаем, как поведет себя жезл? Будет ли он верно служить новому хозяину, либо предаст его в надежде обрести хозяина своего старого? Ведь, не забудьте, магические предметы — суть не просто вещи, они живут своим разумом и обладают собственной волей.

— Умственные спекуляции нашего товарища, — сказала седовласая женщина-дварф оказавшаяся на этом сборище за старшего, — вполне имеют право на существование. Но мы, поклявшиеся служить мудрости и жизни, не должны ли учесть следующее: данный жезл был захвачен нынешним его владельцем, когда он помогал вернуться молоту Хелла к тем, кто столь искренне ему поклоняется — так значит, здесь мы имеем некоторое указание от всеми нами любимого божества. Во-вторых: может ли данный человек употребить этот жезл во служение злу? Я отвечу вам — нет, потому что, уж верно чернокнижники, чьего товарища он убил, уже сейчас пылают по отношению к нему жестокой жаждой мести. Так не имеем ли мы в его лице самого преданного товарища? Быть может, на своем пути познания магии он и наделал не мало ошибок, но стремление его к мудрости несомненно.

— Никому еще, на моей памяти, не удавалось использовать ритуал, коим пользовался он, — покачал головой сидевший по правую руку от этой магии дварф. — Многие из нас были уже склонны воспринимать описание оного за неприличную шутку. Но, зная из древних книг о подробностях данного действа, я бы посмел предостеречь нашего друга от чрезмерно частых вызываний, ибо с каждым разом вызываемый дух становится все сильнее и, в конечном итоге, может возобладать над вызывателем.

— Все это чушь! — рассмеялся сидевший по левую руку от магини дварф. — Дело не в ритуале, а в самом вызывающем. Вызови он любого иного духа, результат был бы тот же. Но, уж по крайности, я бы предостерег его от попыток вызывать одного и того же духа дважды в одно и то же тело. Ибо дух, и впрямь, может возобладать над вызывателем.

— Поймите другое! — возопил третий из самых старейших присутствовавших здесь. — Книга составленная им с бесчисленным количеством ошибок, а все же по магическим законам, смогла отразить посланное в него заклинание. Это ли не доказательство того, что перед нами хоть и профан, а все же обладающий несомненным талантом.

В итоге всех этих долгих обсуждений, достойные дварфы решили наконец, что я могу быть принятым в магическую гильдию и, от имени своей ложи, учитывая приобщение мое к великой науке в столь зрелом возрасте, нарекли меня именем Поздний Рассвет. Вслед за чем я принес клятву о том, что не выдам непосвященным секретов нашей гильдии, буду соблюдать ее законы и правила и не использую искусства своего для плутовства, надувательства и корысти.

Виселицей и тут клясться не пришлось, но про то, что пусть меня замуруют за живо и пусть на голову мою обрушится божественный молот Хелла, в этой клятве, конечно же, упоминалось.

Показаны мне были тайные знаки гильдии, разрешен допуск в библиотеку, где хранилось немалое количество магических книг и назначены были часы занятий, в которые наставники из числа умудренных в магии дварфов могли бы мне преподавать.

— Друг мой, Бес В Ребро… То есть, прости, Поздний Рассвет, — сказала тем же вечером Быстрые Глазки. — Я очень рада, что ты, наконец, приобщился к той гильдии, которую так долго искал. Теперь ты можешь, сколь угодно совершенствоваться на избранном тобой пути.

— Знаешь, мой добрый товарищ, как ученик магической гильдии, я обязан все время находиться на пути умеренности, добродетели и благомыслия, в чем и дал соответствующую клятву. Но, все же, ступая на путь такого строгого воздержания, не могу же я в последний раз…

— Крикун, выйди не надолго из комнаты! — приказала моя рыжеволосая подруга и, посмотрев на меня в упор, спросила. — Как, господин маг, вы еще не избавились от ваших вредных привычек?

— Ну… — смутился я. — Относительно вреда их ничего не могу сказать. Но воздержания в этой области не требовал от меня никто, когда я вступал в Гильдию. И, поскольку я не заставляю вас силой…

— Ах ты старый плут, — усмехнулась Глазки. — Видно, похоть тебя гложет и ты хочешь нам что-то предложить.

— Ничуть не больше, чем обычно, — сказал я. — Только давай не будем называть это похотью. Просто мы все хотим сделать приятное друг другу. Похоть же к этому не имеет никакого отношения.

— Ну, давай, — согласилась Глазки. — Покуда мой братец за дверью не потерял еще терпение, доставай то, что мы с Триной должны облобызать и ублажить.

— Нет у меня друга ближе, чем ты, — признался я своей рыжеволосой спутнице.

— А я? — первой приступая к любимой нашей игре спросила милая невинная Трина.

— Ты — моя маленькая, дражайшая дочурка! — сознался я, крепко закрывая глаза и погружаясь в упоительное блаженство.