Вадим Шакун - Пятьдесят девственниц

После этого она умчалась, вручив мне ключ на цепочке и посоветовав повесить его на шею после того, как сундук будет заперт. Для вешания же на шею она вручила мне и кожаный кошель для хранения денег. Вежливо ее поблагодарив, мы нерешительно переглянулись, но раздевавшиеся в комнате дварфы разного пола не обращали ни друг на друга, ни на нас ни какого внимания и зардевшаяся Глазки первой начала расстегивать свое одеяние. Хихикнувшая Трина последовала ее примеру.

Единственное, с чем я не смог расстаться — это мой жезл. Сбросив одеяние, я оставил его при себе и, как выяснилось позже, ничем не нарушил дварфовских традиций, ибо маги не расстаются со своими жезлами даже в банях.

Едва мы полностью обнажились и заперли сундук, как рядом вновь появилась тетушка Скют.

— Прошу вас, — призвала она. — Я нашла вам чудесный стол, коль скоро вы здесь еще ни с кем не знакомы, наверное, захотите посидеть одни. Хотя, должна вам заметить, публика у нас собирается весьма и весьма уважаемая. Сам бургомистр с супругой и дочерью, и много иных достойных людей.

Не мало смущенные собственной наготой, мы последовали за голозадой хозяйкой и оказались в просторнейшем зале все пространство которого занимали каменные столы с каменными скамьями. Температура в зале была несколько выше, чем за пределами бани, на каждой скамье лежала деревянная решетка, а около каждого стола находились в изобилии тазы с водой и новенькие мочалки. Хозяйка сообщила нам как подзывать банных девиц, если нам что-нибудь понадобится, особо рекомендовала отведать только сегодня завезенное пиво и указала на несколько дверей в зале, объяснив, где уборная для дам, где для мужчин, где комната с горячим паром, а где с ледяной, льющейся сверху, водой.

Тут же тетушка Скют оставила нас на попечение банной девицы в коротком кожаном передничке, чья грудь была совершенно открыта, и мы заказали на всех пива и чего-нибудь закусить. Пиво, и впрямь, оказалось отличным.

— Ах, папочка, у них у всех такие большие, — хихикнув сообщила моя милая Трина, то, что заинтересовало ее более всего, когда выполнившая заказ девица удалилась от нашего стола.

— Не терзай мне душу, невинное дитя, — попросил я.

Действительно, если и было нам с Крикуном отчего-то не по себе, так это от того, что в размерах детотворящих органов мы с ним проигрывали дварфам вдвое, а то и втрое. Я, конечно же, имею в виду толщину.

— А я-то думаю, почему ты не охотишься здесь на девиц, — понизив голос сказала Быстрые Глазки. — Наверное при таких нравах их не много.

Имела в виду она, конечно же, сцену разыгравшуюся за соседним столом, где дварфский отец семейства, испытавши приступ похоти, вошел в свою супругу, усадив ее на колени, прямо на глазах взрослой дочери и малолетнего сына.

— Ошибаешься, мой добрый товарищ, — поправил я. — Быть может, тебе покажется странным, но дочь этого уважаемого дварфа до сих пор сохранила девство. И вообще, девственниц в этом, с виду, развратном месте я вижу поболее, нежели на улицах Жемчужного.

— Вот странно, — удивилась моя рыжеволосая собеседница. — Быть может это от того, что они не испытывают столь естественного для наших девиц любопытства, поскольку сцены такие каждый день проходят на их глазах?

— Быть может, — согласился я. — Девственницы же здесь не интересуют меня совсем по другой причине. Разве не слышала ты у нас пословицу, когда о том, что совершить нельзя, говорят, что это так же невозможно, как порвать плеву дварфской девицы.

— Да уж, видя чем украшены все эти достойные мужи, я соглашусь, что с их девицами тебе не справиться, — рассмеялась Глазки и предложила попробовать сходить в горячую комнату.

— Ах, милый мой товарищ, я бы с радостью так же утолил свое любопытство, но похоть мучает меня настолько, что было бы сейчас неприлично подниматься мне из-за стола.

— В чем же дело? — пожала плечами плутовка. — Вон одна из банных девиц ублажает того дварфа ртом. Коль скоро это здесь не возбраняется, давай поинтересуемся у нашей девицы, может быть она согласится сделать то же самое.

— И меня тоже мучает похоть, — поспешил вставить Крикун.

— Она тебя мучает всегда, — осадила брата Глазки. — А впрочем, ладно. Не думаю, что это стоит слишком дорого.

Девственниц среди банных девиц я не заметил и догадка моей рыжеволосой подруги подтвердилась — наша девица с радостью согласилась помочь и мне и Крикуну. И обошлось это всего в четыре серебряка.

С тех пор дварфские бани мы посещали неоднократно и уяснили, что нельзя понять народ этот не побывав в таковом месте и, уж если грешат чем-либо писания паладина Гжеда и мага Рудериса, так это тем, что, по скромности своей, оба автора не решились побывать в банях.

Со временем мы узнали так же, что не только банные девицы, чья профессия, кстати, в отличие от наших шлюх, никак не считается позорной, но и вдовы, зачастую, придя в баню, с удовольствием принадлежат разным мужчинам иногда даже с согласия их жен, ибо те входят в положение этих несчастных, коих некому удовлетворить.

Но, коль скоро, игры женщин с женщинами или девицами мы там ни разу не наблюдали, Глазки остерегалась ласкать Трину и принимать ласки от нее самой. Тако же и я не играл с Триной, ибо с девочками ее возраста ни один дварф при нас ничего не имел.

Еще об одной страсти дварфов должен сказать я особо, и эта страсть — игра в кости. Мой любезный друг, Быстрые Глазки, и сама, было, хотела сыграть, но не решилась, ибо боялась, что скажется ее многолетняя практика плутовства. У дварфов же нет более страшного преступления, чем плутовство в кости. Обманщика здесь могут убить на месте прямо за столом и это будет для него еще величайшее благо, потому что в противном случае, по суду, его замуруют заживо. Я же склонности к игре не имея, тем не менее, неоднократно наблюдал в том же «Хрустальном Родничке», как, буквально за несколько часов, повинуясь слепому случаю, из рук в руки переходят деньги, которые в нашем королевстве составили бы целое состояние.

И вовсе не корыстолюбие тому виной, хотя люди почему-то уверены, что все дварфы, от природы, жадны. Нигде не видал я такого азарта и такого кипения страстей, как в дварфских банях, когда собираются поиграть в кости. На наших глазах, однажды, незадолго до полуночи, когда у одной дварфской дамы закончилась наличность, новое количество которой должны были подвести только завтра, она не задумываясь поставила на кон свою честь, а, когда ставка эта была признана недостаточно великой, по сравнению с бывшими на кону деньгами, и честь своей восьмилетней дочери, торжественно пообещав, что не далее, чем завтра в шесть вечера обе они отдадутся противнику в случае его выигрыша.