Велиар Архипов - Эротические страницы из жизни Фролова

‒ Флора, это я… ‒ совсем тихо сказал в трубку, так же тихо, как прозвучало ее "Слушаю".

Она запнулась, видимо, от неожиданности. Но потом вышептала:

‒ Здравствуй… Витя.

‒ Как ты?

‒ Хорошо. Очень хорошо. У меня все очень хорошо. Так хорошо, как раньше никогда не было…

‒ Я очень рад… Правда. Очень. Передай привет Валентину. Он… удивительный, замечательный муж…

‒ Я знаю… Передам.

‒ Я еще позвоню. На следующей неделе.

‒ Да. Я буду ждать.

‒ До свидания…

‒ Да. До свидания…

Он положил трубку и как одержимый, стал набирать еще один номер.

‒ Привет. Ты чего делаешь? ‒ спросил Светланку, поднявшую трубку на другом конце провода.

‒ Приветик. Вы уже, что ли?

‒ Не паясничай. Чем занимаешься?

‒ Читаю Вейнингера. С компьютера.

‒ Что?! А ну прекрати. Нашла, что читать. Кто тебе это посоветовал?

‒ Никто. Сама нашла. А ты читал?

‒ Брось это. Ты прочла предисловие?

‒ Да. Ну и что? Ты думаешь, что и я покончу с собой? ‒ захохотала она в трубку. ‒ Ну, ты даешь! Папочка, успокойся, почти ничего нового для себя я здесь не обнаружила, а мне осталось всего несколько страниц. И совсем я с ним не согласна. Разве что в анатомических деталях, да и то напополам. А про еврейство я и читать не собираюсь ‒ это мне не интересно.

‒ Где Лена?

‒ На кухне.

‒ А Сережка?

‒ Во дворе. Все еще тельняшкой форсит.

‒ Отнеси ей трубку. Только сама назад смойся ‒ я секретничать буду. Поняла?

‒ По-оняла, ‒ протяжно заверила она его.

И через полтора десятка секунд он услышал голос Елены Андреевны:

‒ Что тебе, Витя? Извини, что шипит, ‒ у меня блины на сковородке.

‒ Ничего. Просто хотел услышать твой голос.

Сейчас точно подумает, что он пьяный. На "ты" он был с нею только в особых ситуациях. Глянул на бутылку ‒ и в самом деле, там оставалось над донышком всего пару сантиметров жидкости. Хорошо, что еще литровая есть. Оттаяла.

‒ Что-то случилось? ‒ спросила она после паузы, видимо все-таки сбитая с толку.

‒ Нет. Правда.

‒ Случилось, ‒ не поверила она. ‒ Что?

‒ Пива напился.

‒ А Ирка где?

‒ Там, в комнате.

‒ Поссорились?

‒ Да нет же. Совсем-совсем наоборот, ‒ мягко сказал он, чтобы она действительно поверила. Она хорошо знала все его интонации.

‒ Тогда что?

‒ Я… ты разрешишь мне… прийти к тебе?..

‒ Сейчас? ‒ растерялась она.

Шум сковородки тут же исчез ‒ видимо, отошла от плиты. А может, и в самом деле вокруг нее все вмиг исчезло. А в этом "Сейчас?" он услышал все, что может сказать женщина только своему мужчине… единственному.

‒ Нет. Вообще. Когда-нибудь. На следующей неделе, например…

‒ Конечно. Конечно, Витя. Когда ты скажешь… ‒ снова после паузы промолвила она, словно бы и обреченно, и в то же время с еле сдерживаемой радостью.

‒ Мне очень… это нужно… нам с тобой обоим… обоим необходимо, ‒ как бы извиняясь, добавил он. ‒ Очень.

‒ Хорошо. Конечно. Я буду ждать…

‒ Ну, пока…

‒ Ирку поцелуй.

Он положил трубку и выхлебал остатки пива. И потянулся к холодильнику за литровкой, как вдруг дверь тихонько отворилась и показалась голая Катька. Не вполне голая ‒ на плечи был наброшен Иринкин домашний халат, в котором она принимала сегодняшних гостей…

‒ Можно?

‒ Можно.

Она виновато зашла и присела у колен, уставившись снизу в его глаза.

‒ Что-то произошло? Почему ты оставил нас одних?

‒ Чтобы не смущать.

‒ Правда? Только поэтому?

‒ Правда.

‒ Ирину?

‒ Всех.

‒ Меня ты не смущаешь. Совсем наоборот.

‒ Так лучше. Поверь мне.

‒ Верю. Я тебе во всем верю. Больше, чем себе.

‒ Ты сейчас жутко красивая. Невозможно красивая. Посиди со мной. Пусть они побудут вдвоем.

‒ Да. Пусть побудут. Тебе не больно?

‒ Больно.

‒ А мне нет. Совсем. Как же ты так можешь?

‒ Сам не знаю.

‒ Хочешь, я на тебя сяду?

‒ Нет. Сегодня не надо. Потом. Мы теперь часто будем видеться… так.

‒ Честно?

‒ Да. Я из тебя еще бублик сделаю… на виду у твоего мужа. А он балдеть будет, глядя на нас. И не только от ревности.

Она опустила голову щекой ему на колени и закрыла глаза. Обхватила руками. А он стал гладить ее волосы. Так они и просидели молча неизвестно какое долгое время. И так их и застали Ирка и Витька, которого та тянула за собою за руку в ванную.

Бегите отсюда, ‒ махнул он им рукой, и они скрылись за дверью.

‒ Бублик? Это как?

‒ Увидишь.

‒ Можно, я сейчас к ним? У вас такая ванна…

‒ Да. Беги.

Она встала с пола и попятилась задом, до самой ванной не спуская с него глаз. И еще с минуту стояла у ее двери, удивленно и недоумевающе глядя не него. Потом постучалась и скрылась внутри.

Ну вот, ‒ думал он, доставая из холодильника литровку, ‒ вот они, все его женщины. Все неожиданные. Все такие разные. И во всех он влюблен. В каждую по-своему. Совсем не одинаково. Совсем по-разному. Будто это совершенно разные чувства. И каждая из них способна дать ему что-то свое, неповторимое…

Они выпроводили гостей вдвоем, как и положено их личным семейным этикетом. Виктор вышел к ним, когда они уже были одеты и прилизаны. Виновато улыбнулся, будто и в самом деле был в чем-то перед ними виноват. А они еще более виновато улыбнулись, будто в чем-то были еще более виноваты перед ним. И сказали друг другу обычные слова ненадолгого прощания. А женщины еще и приложились к щечкам друг дружки. И сказали друг дружке на самый напоследок: "До субботы"…

Ну, вот. Как же оно дальше-то будет?

А никак иначе. Будет так, как судилось быть именно им, таким, какими они оказались. Или какими были с самого начала, когда еще ничего не знали о том, какими они окажутся на самом деле.

Свою жену он сам тщательно вымыл, выполоскал и обсушил. Как бы даже не позволяя этого ей ‒ будто своими неуклюжими от усталости движениями она может натворить чего-нибудь с его личной собственностью. И она покорно подчинялась всем его манипуляциям с ее телом. И позволила ему вымыть пальцами влагалище, широко раскорячив для этого коленки. А на осторожное разглаживание двух обильных засосов ‒ на левой груди и в правой паховой ямке ‒ совсем не виновато, а чуть ли не с гордостью заметила: "Я ему еще больше их наставила. Везде". И послушно опустилась в его руки, не цепляясь ‒ как это обычно бывает ‒ своими за его шею, а сложив их ладошками между ног. И он отнес ее на постель и сам разложил конечности так, как считал нужным.

‒ Ты будешь, да? ‒ тут же согласилась она. ‒ Заходи. Только я уже… никакая. Они из меня всю матку вывернули… всю насквозь высосали… вщент***.

Он лег рядом с нею, обняв и положив руку на ее опустевший живот. Глубоко внизу сразу же ощутил то, что не давало ему покоя последние дни. Впервые в жизни ощутил так. Пульсирующее горячей пустотой пространство. Почти совершенно обнаженно открывшееся ему в усталом и потерявшем защитные бутафории теле любимой. Его единственной, ни с кем не сравнимой. Его истинной собственности. Почти равной собственности на свое личное тело. И не только тело.