Виктория Дегтярева - Французский дневник

«…сижу и смотрю на этот дождь. Вспомнилось, как школьницей бежала домой, уже насквозь мокрая, под проливным дождем, как было весело и сколько счастья! Вот и сейчас я бегу под дождем французских слов и парижских зданий, бегу от упреков, подозрений, беспочвенной ревности, убегаю от скандалов и разбирательств, ночных телефонных звонков и преследований… На сегодня хватит дневника, надо еще почитать к семинару на завтра».

Ася закрыла тетрадь и придвинула к себе книгу. Это так странно в наше время — вести дневник в тетради, когда все уже давно перешли на компьютеры и ноутбуки, но она во всем была немного старомодной. Кроме того, Асе очень нравилось писать перьевой ручкой. Вместо чернильниц ей приходилось использовать пластмассовые баллончики, зато перо было самое настоящее, оно придавало особое очарование процессу выведения букв, и, погрузившись в свой дневник, она чувствовала себя гостьей в этом веке, вовсе не собирающейся надолго задержаться. Только вот впечатления запишет — и…

До чего все-таки доводит увлечение литературой! Асина специализация — французская проза XIX-ХХ века. С преддипломной практикой повезло необыкновенно, впрочем, это было не только везение, но опустим неудобные детали. Семестр в Сорбонне. Денис не хотел отпускать ее — во Франции ты не устоишь от соблазнов, изменишь мне! Чего еще ждать от этого ненормального — впору упрятать его в сумасшедший дом на почве ревности. Со смехом Ася уверяла Дениса, что нравы уже давно одни и те же: что в России, что во Франции. Стереотипы неоправданы, поведенческие штампы не проверены… Убедила или нет — однако же вот сидит в библиотеке Сорбонны и… читает? Если бы. Смотрит исподлобья на соседа напротив.

«…тонкие, совсем тонкие брови. Наверное, она их выщипывает — они так не вяжутся с длинными, пушистыми ресницами над ее невообразимо холодными, резко-бирюзовыми глазами. Впрочем, бирюза — теплый цвет. А ее глаза — холодны».

Франсуа закрыл блокнот. Он не вел дневников, но иногда поспешно записывал внезапно пришедшие мысли, чтобы никогда больше их не прочитать. Он любил писать. Некоторые рассказы, повести публиковал в журналах, но все это считал скорее баловством, любимым увлечением. Основной же доход ему приносили чужая слава и чужие книги. Профессор Сорбонны, специалист по французской литературе XIX-ХХ века. На его семинарах часто бывали иностранцы, и за много лет преподавания он привык говорить четко, размеренно, артистично. Любил посидеть в библиотеке, хотя готовиться к занятиям ему нужно было нечасто. А в последний месяц сиживал тут чуть не каждый день. Студентка с его курса. Из России. Франсуа знал за собой эту слабость — влюбляться в студенток, поэтому старался удерживаться от возможных романов. Он нравился женщинам, но пользовался этим крайне редко. Так, по крайней мере, сам считал. Он уже привык рассматривать понравившихся ему девушек «другими» глазами. Искал в этих красавицах — а нравились ему только красивые, не странно ли? — ЛИТЕРАТУРУ. Подыскивал в уме формулировки, интересные обороты, изюминки в описании. Эта русская была просто очаровательна. Он записал: «Линия ее шеи, переходящая в линию плеча, имеет форму кувшина из арабских магазинов».

«…седые пряди. Они спадают на его лоб, на брови, даже на глаза. О, эти глаза! В них опыт прожитых лет, серьезность и основательность нет-нет да и сменятся проблесками юношеского восторга и истинно французского лукавства… Иногда он бросает на меня такие взгляды, что внутри становится горячо. Я не могу удержаться от того, чтобы не представить его с собой… Но не раздетым. Распахнутая рубашка, широкая грудь, расстегнутые джинсы… Нет, никакого насилия! Он ласков, он нежен. Он умел и опытен. Пальцы, пахнущие табаком, проходят по моему лицу и скользят в волосы…»

Ася проголодалась. Можно было забежать в студенческую столовую, а она просидела за дневником, теперь уже все закрыто. Есть, конечно, дешевая итальянская забегаловка, где подают огромные порции макарон с разными вкусными соусами. Наесться на ночь макарон! Курточка, рюкзак на плече. Вот и ресторанчик. Все столики заняты — студенты, да и профессора, припозднившиеся с обедом, знают и уважают это местечко. Ася огляделась, к кому бы подсесть, и увидела свободное место рядом с Франсуа. Он просматривал журнал, ожидая заказа.

Вот это удача! Единственное место! Или лучше не садиться с ним? Уйти, пока не поздно? Ася заметалась, оглядываясь и нервно теребя прядь густых русых волос, но тут же справилась с собой. Она же есть пришла! Профессор не подумает, что она нарочито подсела, других мест нет…

— Можно? — спросила Ася, улыбаясь.

— Почту за честь, — улыбнулся в ответ профессор. Он убрал журнал в сумку и протянул Асе меню.

— Спасибо, я уже знаю, что буду есть, — Ася огляделась в поисках официанта. Тот не замедлил явиться перед ней. — Пожалуйста, спагетти с чесночным соусом!

Одна бровь Франсуа приподнялась, выказывая удивление.

— Да-да, я буду есть чеснок, — предупредила Ася его вопрос. — Завтра мне только на одну лекцию, и та вечером, можно себе позволить!

— Ничего не имею против. У меня тоже только одна лекция вечером. И я тоже жду свою порцию спагетти с сыром и чесноком!

Ася постаралась улыбнуться так очаровательно, как только могла. Вытянув руку, как ей казалось, очень привлекательно, прямо свежим маникюром вверх, она откинулась на спинку стула и спросила:

— Что же нас ожидает на завтрашней встрече?

— Возможно, я расскажу вам о великом французском романисте Анри Труая.

— Что ж, вполне достойная тема. Вы же знаете, что он родился в Москве в 1911 году. Зовут его Лев Тарасов.

— Вы хорошо начитанны!

— Стыдно не знать знаменитых французов русского происхождения мне, изучающей французскую литературу и живущей в России. А может, вы расскажете нам о Ромене Гари? Его ведь тоже в четырнадцать из России вывезла мать.

— Возможно. — Он посмотрел на Асину руку, без колец и браслетов, но такую тонкую, аккуратную, изящную и манящую. Невольно представил, как эта ручка скользит по его рубашке, расстегивая пуговицы… Часто заморгал, отгоняя видение, и задал первый пришедший ему в голову вопрос: — Как вы думаете, откуда такая тяга к французскому в России?

Ася пожала плечами и задумалась. Она смотрела на прядь волос, лежащую над бровью Франсуа, на его руку и думала о другом. Если бы их беседа плавно перешла от французской литературы на французскую любовь, она бы не возражала. И продолжения беседы где-нибудь за пределами ресторанчика, пожалуй, даже хотела. Она чувствовала совершенно неприличное томление, а в глазах Франсуа видела нескрываемый интерес, вызванный наверняка не ее познаниями. Немного отодвинувшись от столика, положила ногу на ногу, повернулась вполоборота.