Сол Стейн - Другие люди

— Должно быть, они куда-то ушли, — предположила я.

— Хорошо бы, в ад.

Я рассмеялась.

— Ты знаешь, что я имею виду, — продолжил Билл. — Франсина, я не так глуп, как ты иногда думаешь.

— У меня и в мыслях не было считать тебя глупцом, — солгала я.

— Я лишь хочу сказать, что мне иной раз хочется, чтобы ты не была такой умной или красивой, какая ты на самом деле.

Наверное, на моем лице отразилось изумление, потому что он пояснил.

— Тогда, наверное, и у меня был бы шанс.

Ну как поступить женщине в такой ситуации? Мне нравился Билл. Я ему доверяла. Спал ли он с девушкой, которой отказал сегодня в свидании? Он предпочел меня, идиот.

Мы не пошли ни в ресторан, ни в кино.

Я достала из буфета бутылку, мы немного выпили, послушали музыку, выкурили «косячок». Я взъерошила ему волосы, поцеловала в щеку, позволила поцеловать себя в губы.

Я глубоко затянулась горьковатым дымком, долго не выпускала его из легких, затем с неохотой передала «косячок» Биллу.

Я чувствовала жар его страсти. Он никогда не отличался похотливостью, мой друг Билл, близкий к тому, чтобы стать моим экс-другом Биллом, в случае, если Томасси возьмет меня. Просто он хотел женщину, для которой, по его разумению, не представлял никакого интереса. В таких случаях говорят: отдалась из жалости. Господи, как я ненавижу это слово, из жалости к кому? К нам обоим! Так что вместо обеда, вместо кинофильма Билл получил меня и мои уговоры остаться на ночь, после того как я позвонила родителям и сказала, что Билл привез меня на мою квартиру и у меня все в порядке. Не стала я возражать, и когда он разбудил меня ночью, хотя, отдаваясь, думала о записке, всунутой в дверь Томасси, пытаясь представить себе выражение его лица, когда он прочитал ее. И почему, почему он не звонит?

В субботу вечером, по пути из Сиракуз в Ла Гардия самолет снова болтало, а в голове у меня путались мысли. То я думал о старике, о том, как поздно в зрелом возрасте проявляем мы любовь к ближним, то об этой сучке Франсине, отвергшей меня в тот самый момент, когда я начал меняться, избавляясь от тех качеств, которые ей особенно не нравились, начал думать, что могу жить иначе, вместе с другим человеком. Я не мог изменить свой возраст, не мог стать англосаксом, не мог отказаться от своего призвания. Но мог без ревности воспринимать ее призвание, если у нее таковое откроется. А что я мог научиться делить с ней? Постель, это у нас уже получилось. Кухню? Дом? Не хотелось об этом думать, но как я мог не думать об этом?

В Ла Гардия я потащился к стоянке такси, чтобы обнаружить там длиннющую очередь. Что это я? Я же оставил свою машину в аэропорту. С большим трудом я ее нашел, не мог вспомнить, в каком секторе автостоянки припарковал ее, потом не смог найти ключи. Я вывернул наизнанку все карманы, один за другим. Неужели оставил в Осуэго? У меня были ключи от взятого напрокат «шевроле». Я их отдал. А что я сделал со своими ключами? Влюбленность — это какое-то безумие.

Пришлось воспользоваться ключом, который я хранил в тайнике под капотом. В таком состоянии я не мог ехать к ней, надо было взять себя в руки, успокоиться, подумать, что я ей скажу.

Не знаю, что бы произошло, если бы из аэропорта я поехал прямо к дому ее родителей. Но я прибыл домой, нашел записку Франсины, принял горячую ванну, подумал о старике, похвалил себя за то, что побывал у него, подумал о Франсине, о том, что с утра позвоню ей, подъеду, и все воскресенье мы проведем вместе. Почему-то мне приспичило, разумеется, при хорошей погоде, погулять с ней в Центральном парке.

Спал я крепко, но недолго. Вскочил в шесть утра, готовый тут же отправиться в путь. Надел водолазку и пиджак спортивного покроя, которые, по моему разумению, могли ей понравиться. Я так оделся с тем, чтобы выглядеть моложе? Надо забыть о подобных мыслях. На завтрак я поджарил яичницу с ветчиной, съел четыре гренка с моим любимым апельсиновым мармеладом. Второй раз за утро почистил зубы. Завернул на автомобильную мойку. Только сумасшедший мог мыть машину, когда шел дождь. Потом пропылесосил салон. Из телефонной будки набрал номер ее родителей, надеясь, что она возьмет трубку. После четвертого или пятого гудка я занервничал. Но тут сонный голос Неда ответил: «Слушаю».

— Извините, Нед, это Джордж Томасси. Я только что вернулся из Осуэго и хотел застать Франсину до того, как она уйдет. Она проснулась?

— Я еще нет. Она позвонила вчера вечером, чтобы сказать, что ночевать не будет.

— Она не могла поехать в свою квартиру? Козлака же выпустили под залог!

— Надеюсь, что нет. Она… — он замолчал, похоже продолжать ему не хотелось.

— Откуда она вчера позвонила?

— Я не спрашивал. Вы же знаете, Джордж, она уже взрослая. Я не контролирую, как и с кем она проводит время.

Я поблагодарил его, извинился за то, что разбудил. Она уехала на свидание? Я ревную? Глупость какая-то. Я позвонил в ее квартиру. После нескольких звонков сонный голос Франсины произнес то же слово: «Слушаю».

Я повесил трубку. Мне не хотелось извиняться за то, что разбудил ее. Прыгнул в машину и поехал, соблюдая все правила дорожного движения, потому что мне чертовски хотелось добраться до ее дома живым.

— Кто там? — спросила она все тем же сонным голосом, указывающим на то, что после моего звонка она вновь заснула.

— Джордж.

Она приоткрыла дверь, не снимая цепочки. Неужели она не верила, что это я?

— Подожди минутку.

Я нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но прошло две или даже три минуты, прежде чем она вернулась и впустила меня в квартиру. Она накинула халатик. Возможно, даже пару раз провела гребнем по волосам. Если и нет, меня это не волновало. Выглядела она точно такой, как я представлял ее себе.

— Ты знаешь, который теперь час? — спросила она.

Я посмотрел на часы. Без малого половина восьмого.

— Извини, что заявился так рано. Я подумал, что мы могли бы провести этот день вместе. Нам есть о чем поговорить. Я уверен, что дождь скоро кончится. Я подумал, что мы…

— Где ты был вчера?

— В Осуэго, у своего старика.

— Ты нашел мою записку?

— Я намеревался поехать к мсье Уидмеру прямо из аэропорта. Хорошо, что решил подождать до утра. Я нашел твою записку. Едва не сорвался с места, чтобы примчаться к тебе. Но все-таки остался дома. Утром разбудил твоего отца. Подумал, что тебе тут страшно одной.

Я протянул к ней руки, как прежде, но она не пришла в мои объятия.

— Джордж, не мог бы ты погулять или покататься на автомобиле и вернуться сюда через полчаса?

— Идет дождь. Кроме того, я хочу остаться здесь.

— Мне надо одеться.

— Я посмотрю, как ты будешь одеваться.

— Пожалуйста, Джордж.

Я никак не мог понять, в чем, собственно, дело, пока не заметил, что дверь в спальню плотно закрыта.