Роузи Кукла - Трах-тебе-дох. Рассказ первый. Кольцо

Странно было то, что среди всех детей, подавляющее большинство составляли девочки. На всех нас приходилось только пять или шесть мальчиков. Девочки разного возраста, цвета волос, комплекции и характера, но все как одна воспитывались и жили без отца. Как я и моя сестра. Хоть и разные по характеру все-таки были дети, но многие девочки в общежитии были просто оторвы. У детей свои интересы. А взрослым часто до них не было никакого дела. Матери боялись за своих девок, поэтому, выпускали их гулять, но только на этажах общежития. Выйти из него мы не могли, все контролировали вездесущие вахтеры, тетя Паша и Зульфия. Поэтому, с утра и до самой ночи в общаге, на этажах, кипела своя, жизнь детей и их интересов.

Мы так же, как и наши мамки реагировали на все события и с интересом их обсуждали. Знали всех в лицо, а многих по имени, пожилых и по отчеству. Знали, что наш комендант сволочь и пакостник, и что нам надо всегда держаться подальше от него. И никогда не заходить к нему в комнаты. А их у него было две. На одного и две комнаты! Роскошь неслыханная! У нас, так почти в каждой комнате по две, даже по три семьи, а у него одного и две комнаты?

А еще мы знали про всех мужиков и про то, где, когда и к кому они приходили. Ведь мы без мужского внимания тоже скучали! И естественно, все наше внимание тоже, частенько переключалось на Борьку. Мы мастурбировали. Лишенные всего и вся, мы искали в этом процессе утешение. Мастурбировали сами, вдвоем и по нескольку сразу. По многу и часто и это не считалось в нашей среде чем-то опасным и вредным. Наоборот. Все что мы делали при этом и весь накопленный опыт передавался тут же и мы, быстро ухватив суть, приобщались к рукоблудницам. При мастурбации для нас составляла, особое удовольствие видеть стоящего рядом Борьку и наблюдать его естество в обнаженном виде. И что характерно. Никто и никогда не видел, как он это делал. Потом прошло уже много лет и его мать, вспоминая своего уже без временно умершего сыночка, проболталась по пьянке, что это она ему так делала и еще как-то. Но тут же, протестовала и всех заверяла.

— И никогда, и боже упаси! Ни, ни! Даже в мыслях!

Поэтому, для особого шика кто-то из девочек, которым позволялось пока только присутствовать при этом, искал его и приводили, по играться в куколки. Так тогда мы, о самом процессе договорились рассказывать. Мать спросит, чем занимались и куда запропастились? А мы стоим и хлопаем, как овечки наивными глазками и отвечаем, что играли в куколки у Лариски.

Борька всегда шел с охотой, так как знал, что ему стоит только снять штаны, и он получит конфету. И пока он стоял и жевал ее, мы могли совершать долгожданную процедуру. И ни в какую, и ни за какие уговоры, его нельзя было нам трогать и даже близко приближаться и рассматривать. Пока он занимался конфетой, мы могли действовать. А для того, что бы заработать на конфету нам приходилось другой раз проделывать массу полезных дел. И подметать и стирать и мыть полы и посуду и еще что-то. И взрослы нас хвалили и даже не знали, чем же они нас на самом деле баловали.

Конечно, первое впечатление было незабываемо. И мы, потом с сестрой, тесно прижавшись в одной постели, все обсуждали о том, что у мальчиков там все не так, как у нас и потом, у них эти мешочки. Но больше всего волновал вопрос о том, как, же это поместить туда? Обсуждения эти закончились тем, что мы с сестрой, сначала поодиночке, а потом вместе, стали пробовать расширить зону предстоящих действий.

Очень скоро мы обнаружили, что нам мешает действовать и опять стали это обсуждать. Выручили взрослые девочки. Они, как ходячие справочники. У них мы все ответы на свои вопросы получали. Самой нормальной считалась Людка. Тихая девочка, очкарик. Она знала, казалось все. Мать ее, одна из не многих, продолжала работать. Она была медсестрой. И мы часто, не только получали устные сведения, но и знакомились с картинками в медицинской литературе, которые она нам показывала. Ее ответ заставил нас на долгие годы остыть с расширением этой зоны. А потом, потом стали наши желания опережать наши возможности. Но об этом расскажу ниже. А пока скажу, какое это оставило след в моей дальнейшей жизни.

И почему то сразу же это так глубоко залегло из самого раннего детства, что даже долго влияло на сознание мое, и я все искала такого, с теми же формами и размерами. И не смотря ни на что, все время их таких выбирала, страдала, но все-таки выбрала!

У меня сложилось особое отношение к конфеткам. И вы думаете, что это из-за Борьки? И не только, но и вот почему.

Зависимость от конфет была такой, что мы дети, лишенные сладостей, всеми правдами и не правдами старались их получить. Кто-то клянчил, кто-то батрачил, а кто-то придумывал более изощренное удовольствие. Такое, какое придумывала сестра.

Она поняла, что конфеты этот те же деньги, но детские. И за них можно получать и другие, более сильные удовольствия. Началось с того, что Борька наш заболел. Играть, без него в куколки, стало сразу же не так интересно. А интерес нас к куколкам все возрастал. И стоило только нашей мамке уйти, как сестра тут же начинала играться сама, а потом всячески старалась соблазнить меня. От рождения она опережала меня в развитии и интересах. Я становилась для нее, как бы заменителем Борьки.

Поначалу, когда она мне предложила сесть перед ней удобнее, так она назвала то положение, в котором я должна была очутиться, я ничего в том зазорного не увидела. Потому, что в буквальном смысле у себя там ничего еще и не видела. Я еще ни разу и пальчиками-то своими там ничего не трогала и не раздвигала. Все сверху, да сверху. И еще ни разу даже с зеркалом не сидела и не разглядывала. Мы понимали, что игра в коников это приятно. Но попытки до сих пор повторить игру, так, как это делали взрослые, ни к чему не приводила. Мы становились в те же позы и прыгали друг на дружке. И все на этом. И больше ничего. Но, как- то раз, когда мы с сестрой в очередной раз, остались одни, а мать уехала надолго, заперев нас в душной комнате и оставив одних надолго, сестра предложила.

— А давай разденемся, голыми и так будем играть!

Разделись, и сразу же играть стало интереснее. Даже, что-то такое неведомое во мне зашевелилось. По уговору сестры я должна была лечь на спину, а она должна была скакать на мне коником. Мостились, мостились в коробке. Мне неудобно и тесно, да и ей. Перешли на мамкину кровать. Другое дело! Я разлеглась, сестра сверху уселась, и так получилось, что я, свесив одну ногу, вторую подтянула и отставила в сторону. А сестра села на нее, раздвинув, ноги и к ней прижалась.

— Ой! — Говорю. — Что ты сейчас такое сделала?

— Ничего! Ничего я еще не делала. Тебе, что, больно?