Феликс Аксельруд - Испанский сон

Продолжая взрослеть и умнеть, он с удивлением обнаруживал все больше выдуманных вещей в непосредственной от себя близости, и детские подозрения насчет далеких маленьких городов стали неактуальны. Однако суеверный их след так и остался в душе, и по мере его путешествий по одной шестой, как бы в пику кружочкам, увиденным наяву, в противовес их унылой реальности из сборного железобетона, полные тайны названия далеких чужих городков выплывали из детства за грань обыденного, становились просто красивыми словами, символами недостижимой мечты.

И даже когда замок с границы был снят, он сторонился людей, возвратившихся издалека. Избегал слушать их, захлебывающихся от восторга, тасующих фотографии, как игральные карты. Боялся профанаций, подмен, пошлых речей о его запредельной мечте… его Дульсинее…

— Ты какая-то не такая сегодня, — с легкой досадой сказала Вероника. — Какая-то озабоченная. Что-нибудь произошло?

Они сидели в полупустой кофейне, обнаруженной ими с год назад и с той поры предпочитаемой другим заведениям, так как здесь было чисто, вкусно, умеренно по цене и не людно в дообеденное время. И официанты, забавные молодые ребята, с неизменным предупредительным уважением относились к двум красивым дамам, чьи нечастые, но постоянные утренние встречи в этом кафе стали некой традицией.

— Ты здорова?

— О, да, — Ана рассмеялась. — Да, вполне.

— Что-то случилось, — пристально глядя на подругу, заявила Вероника. — Я же вижу. Расскажи?

Ана задумчиво покачала изящной головкой.

— Психоаналитические дела. Знаешь?.. Повезло русским бабам, что нет у них массовой привычки таскаться по психоаналитикам. Иначе — представляю, сколько накосили бы всякие проходимцы. Наша баба — не ихняя баба. Небось, последнее с себя бы сняла…

Вероника молчала, смотрела требовательно.

— Ну хорошо, — пожала плечами Ана, — хотя это такая… ерунда, с одной стороны… Помнишь, мы говорили о домработнице?

— Да, ты искала…

— Я взяла. Собиралась тебе рассказать.

— Уже пропало что-то, — предположила Вероника.

— Так тоже можно сказать, — усмехнулась Ана, — но не то, что ты думаешь… Ах, это долгий разговор.

Глазки поискали официанта, нашли, мило мигнули.

— Слушай, давай выпьем по чуть-чуть. А то все кофе да кофе… Я сейчас угощу тебя такой славной штукенцией… Вадик, у вас бывает «шеридан»? — спросила она у официанта.

— Обижаете, мэм, — развел руками официант Вадик.

— Отлично, а вы умеете его наливать?

— Мэм! — воздел руки Вадик. — Это вопрос индивидуального вкуса! Одни требуют смешивать, зато другие нет!

— Если захотим, смешаем и сами.

— Понял вас, — с гротескной серьезностью склонил голову официант. — Два «шеридана»? Со льдом?

— Да, только льда чуть-чуть. И еще — будьте любезны, пепельницу.

Вадик ушел. Ана достала из сумочки плоскую пачку хороших дамских сигарет и копеечную разовую зажигалку.

— Ты меня пугаешь, — сказала Вероника.

— Последний раз я курила…

— Я не об этом.

— А-а, — Ана опять усмехнулась. — Я же тебе сказала, ничего особенного. Просто долгий разговор.

Она закурила. Принесли пепельницу.

— Может быть, даже не столько долгий, сколько…

Принесли «шеридан», и Вероника почувствовала знакомое нежное умиление, наблюдая, как самозабвенно ее подруга вторгается соломинкой в двуслойный напиток. Долгий разговор почтительнейше ожидал конца церемонии; Анютины Глазки послали Веронике мимолетный, легкий укор за уклонение от участия в торжестве.

— Ну попробуй!..

— Класс, — отозвалась Вероника, попробовав.

Ана просияла.

— Я знала, что тебе понравится. Светлый слой похож на «бэйли», но это не совсем «бэйли», как ты считаешь, или я ошибаюсь?

— А ты спроси.

— У кого? — удивилась Ана. — У них? Откуда же они знают?

— Раз торгуют этим, значит, что-то должны знать…

Ана пренебрежительно махнула рукой.

— Спасибо еще, что наливать умеют. Про такие вещи нужно читать в специальной литературе… при этом смотреть еще, что за издательство… кстати, я привезла с собою один журнал, там такое стекло — чудо! Помнишь, я рассказывала — «Леонардо»? Я тебе покажу… Значит, решено: включаем в меню по рюмке «шеридана», vale?

— Vale, — улыбнулась Вероника. — Однако, — напомнила она, — ты начала про домработницу…

— Да, да… У меня никогда не было домработниц. Помнишь мои страхи и сомнения? Неделю назад я стала звонить. Разным людям; среди прочих и Марковой — помнишь Маркову? Сейчас мы видимся редко, но она и сама держит домработницу, и знакома со многими такими людьми… Мы мило поболтали. Буквально на следующий день она перезвонила мне и сказала, что ее бывшая начальница отпускает хорошую домработницу и согласна, чтобы она дала мне ее телефон.

— Кого — ее? — спросила Вероника.

— Начальницы, не домработницы же…

— Ну, мало ли… Хотела уточнить.

— Начальницы. Я позвонила. Интеллигентная пожилая дама; между прочим, Анна Сергеевна, как и я.

— Послушай, — нахмурилась Вероника, — это забавно, что Анна Сергеевна, но разве от хороших домработниц избавляются? Или я чего-то не понимаю?

— Именно это меня и тревожило, то есть я хотела выяснить причину. Маркова сказала, что она — домработница — просто стала им не нужна. Если есть первоисточник, зачем же я буду уточнять у Марковой?

— Ага.

— Итак, я позвонила. Поговорили о Марковой, о том о сем. Эту тему, представь себе, Анна Сергеевна подняла сама. Она сказала так:

«Многие думают, что с уволенными домработницами дело иметь нельзя, потому что хорошую домработницу не отпустят. И я очень рада, что Вы мне позвонили, — сказала она, — потому что я хотела бы принять участие в судьбе этой девушки и хотела бы, чтобы она попала к хорошим людям».

Надо сказать, что к этому моменту нашей беседы ее основная тема была затронута нами в самых общих словах, а образ домработницы в моем представлении почему-то являл собой полную, хлопотливую тетушку лет этак сорока пяти, может быть, даже в чепчике, и непременно пышущую здоровьем.

«Вы сказали, девушки?» — переспросила я.

«Да, девушки, — подтвердила она, — молодой девушки, по имени Марина и с привлекательной внешностью; и это основная причина того, что мне трудно ее устроить».

«Понимаю, — сказала я, — то есть я, кажется, понимаю, почему ее трудно устроить, но не понимаю, почему девушка с привлекательной внешностью вообще пошла в домработницы. Согласитесь, что это кажется странным. Даже если это не основное ее занятие… Сейчас для привлекательной девушки столько всяких возможностей…»

«Положим, возможностей было много всегда, — так сказала Анна Сергеевна. — Видите ли, Марина кое в чем отличается от многих. Во-первых, она из деревни, и ей удалось сохранить редкую для нашего времени моральную чистоту…» — Именно так она и выразилась, с достоинством и вполне серьезно. — «А во-вторых, — сказала она, — эта девушка верующая… правда, исповедания не православного; кажется католичка… словом, такая работа соответствует ее мировоззрению, точнее желанию помогать людям. Кроме того, Вы угадали, что это не основное ее занятие; она работает медсестрой, и здесь еще одна причина того, почему не так-то легко ее устроить — работа в больнице посменная, и она может работать в доме только два дня через один, по скользящему графику, а это, как Вы понимаете, далеко не всем подходит».