Триша Телеп - Романтика. Вампиры

— У тебя обострились все органы чувств, — словно отвечая на мой немой вопрос, сказал Коннор.

И тут я поняла, что его губы не двигаются. Я могу читать его мысли, как он — мои. Теперь мы связаны.

— На всю жизнь? — еще не привыкнув к телепатии, вслух спросила я.

Его пальцы переплелись с моими. Навеки. Мой эпипсихидион.

Душа моей души. Я знала и эту поэму Шелли, и его одержимость возлюбленной. Мне была известна реальность, стоящая за стихами. Шелли попался в сети собственного идеализированного представления о любви. Стала ли я сама фантомом? Или же, готовая к встрече с новой жизнью, пробуждалась, отбросив разочарования прошлого?

Из-за обострившихся до предела чувств я приняла звук разбившегося стекла за нарушение в восприятии действительности. Секунда ушла на то, чтобы понять: окно действительно разбилось. Через него влезал мужчина, а двое других ворвались в дверь, которую я забыла запереть. Я решила, что это были именно мужчины, казавшиеся нереально огромными из-за темных комбинезонов и шлемов. Их лица закрывали маски — противогазы.

Коннор отпихнул меня назад, закрыв собой, будто желая защитить. Меня тронул его жест, но мой защитник тут же рухнул как подкошенный. Через мгновение мои собственные протестующие возгласы перешли в гортанный хрип, и я упала на него, а мой разум растворился в черной мгле.

Я проснулась в непроглядной тьме. Чувствовала, что лежу на хлопчатобумажных простынях, но явно не в своей кровати и не на своем белье. Больница? Я села. В больницах всегда теплятся надоедливые флуоресцентные огни, которые никогда не выключают. Я же вообще не видела никакого света, в том числе ни одной светлой щелочки, которая указывала бы на окно или дверь. Я вздохнула, ощупала руки и обнаружила, что в левую вену вставлена капельница. Точно больница, решила я и попыталась отнестись к этому факту спокойно.

Больница… Прищурившись, я вглядывалась в темноту. Может, я ослепла? Меня обуяла паника — слепа! Боже, пусть это состояние окажется временным. Потянувшись в стороны, я нащупала металлические боковые поручни.

— Эй? — Если я слепа, как узнать, что в комнате никого нет? — Есть тут кто?

Ответа не последовало. Вздохнув, я ощупала капельницу и добралась до устройства в форме коробочки. Наткнулась пальцем на что-то вроде кнопки. Послышалось жужжание, за ним последовал тихий стрекот, и по трубке капельницы что-то потекло пульсирующими толчками. Может, в вену мне капало то, что меня вырубило. Или не стоит волноваться? Но я нервничала. И попыталась вспомнить, что произошло и почему я здесь очутилась. И тут мой разум нашел Коннора.

Я здесь. У меня в голове раздался его голос.

Где? Может, я сошла с ума, спала или была одурманена наркотиками? Но я могла ему отвечать.

Ты должна меня найти, сказал он. Найди меня.

Сначала я предпочла бы отыскать саму себя…

Дедуктивное мышление никогда не было моим коньком, поэтому я и стала преподавать литературу, Шелли. А еще я пила вино с Коннором. Секундой позже на меня навалились воспоминания. Вампир? Быть того не может!

Кровь так сильно стучала в венах, что я почти слышала ее толчки. Я вспомнила разбитое окно, троих мужчин в масках и комбинезонах, как упала к их ногам и мир превратился в черную дыру. Я резко села, отчего трубочка капельницы весьма болезненно выскочила из руки, но неприятное ощущение затухало по мере того, как прояснялась моя голова. Больница? Или меня похитили?

Наконец кое-что стало видно. Тусклый свет залил помещение или глаза вдруг стали видеть? Я изо всех сил щурилась, пока не поняла, что в этом нет нужды: я отлично видела даже в темноте. Механизм сбоку от меня — это медицинская стойка с подвешенными на ней двумя прозрачными контейнерами: один наполнен чем-то прозрачным, напоминающим воду, другой — темной жидкостью, похожей на кровь, — которые через капельницу были подключены ко мне. В ногах моей кровати — измятые простыни; стены затянуты чем-то вроде муарового шелка, и на нем развешаны позолоченные бра и со вкусом подобранные картины с изображениями цветов в вазах. Еще есть два шкафа, трюмо с громадным зеркалом, кресло и двери. Ведущие в ванную комнату? Или в туалет? Прихожую? Ни занавесок, ни окон. Голые ноги коснулись мягкого ковра. Не скажешь, что комната похожа на обычную больничную палату.

Двери — моя цель. Которую выбрать? Стоит ли позвать кого-нибудь? Задержав дыхание, я двинулась к зеркалу. Я боялась того, что могу увидеть, и того, что увидеть не смогу. Но вот она я, словно омытая золотистым сиянием встающего солнца. Я еще никогда так не выглядела! Волосы мягкими и упругими локонами ниспадали на плечи. Я коснулась щеки: бледна или эффект темноты? Глаза сверкали: кошачьи, хищные, проницательные. Я — и в то же время не я. Что произошло? Где я?

Я отложила разборку с дверьми, решив сначала заглянуть в шкафы. Мои любимые джинсы и свитер, который я не жаловала. Так, здесь моя одежда, а что еще? Не утруждая себя дальнейшими поисками, я натянула джинсы. Они норовили съехать вниз, едва цепляясь за бедра. Свитер раньше был мне узковат, а теперь висел мешком… Но время дорого. Обувь. Нужно обуться и выйти отсюда — что-то подталкивало скорее убраться и никого не звать. Голос, раздававшийся у меня в голове и явно мне не принадлежавший. Коннор.

Внимание привлек звук, доносившийся от двери в дальнем конце комнаты. Спустя мгновение дверь распахнулась, и в сиянии света появился мужчина. Как только он шагнул в комнату, я поняла — он похож на ангела. Белокурые локоны, четко очерченные скулы. Когда он вошел и закрыл за собой дверь, я встретилась с ним взглядом. Не знаю, как мне удалось в темноте и на таком расстоянии различить цвет его глаз, но они сияли янтарным светом, теплым, как огонек свечи, на который смотришь сквозь стакан ирландского виски.

Он принес с собой блокнот, а руки скрестил поверх белого халата, напомнившего сложенные крылья.

— Люк, — представился он, протягивая мне руку и улыбаясь: сверкнули белые зубы, никаких клыков. Еще один хороший знак. Раньше я не знала, что у Коннора есть клыки, — до тех пор, пока он не собрался меня укусить. — Люк Джеймсон.

— Доктор Джеймсон? — нерешительно уточнила я, помещая свою ладошку в его мягкую, теплую ладонь.

Он кивнул:

— Мне будет приятно, если вы будете называть меня просто Люком. Хотя можете называть, как вам удобно. Все здесь, — последовал широкий жест рукой, — предназначено для вашего комфорта. Мне хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя как дома.

— Я предпочла бы вернуться домой, — сказала я. В свой настоящий дом. Хотя мою квартирку размером с коробку из-под обуви можно было лишь с натяжкой назвать домом.

— Почему бы нам не присесть? Поговорить есть о чем. — Он раскрыл дверь, примыкающую к той, в которую вошел.