Шахразада - Древние чары и Синдбад

– Откуда ты знаешь об этом?

– Потому что я мужчина и я знаю женщин.

Он провел рукой вниз по ее спине под волосами и стал гладить и ласкать ее бедра. В изумлении она отскочила от него, но он прошептал ей на ухо:

– Нет, моя мечта, не надо бояться! Мы не будем торопиться, ведь сегодня наша первая ночь… мужчина и женщина должны дарить друг другу величайшее из возможных наслаждений, смакуя, пробуя на вкус каждый миг, ничего не опасаясь и всему радуясь!

Он приподнял ее голову и бережно поцеловал ее.

– Я мечтаю о тебе, прекраснейшая!

А потом, улыбнувшись, поцеловал ее в кончик носа.

– Я люблю твою гордость и твою удивительную красу!

Синдбад поцеловал ее веки, закрывшиеся при его первом нежном натиске.

– Я люблю твою робость и твою решительность! Но больше всего я люблю тебя саму, моя удивительная мечта, единственная из всех девушек мира! Единственная… моя ведьма… моя мечта…

Она лишь слегка вздрогнула, услышав его «я люблю…», но ничего не сказала. О, пусть этот миг продлится как можно дольше – миг, когда он любит ее, как в самых сладких ее мечтах!

Он чуть-чуть нагнулся, поднял ее и бесконечно бережно опустил на ложе. Неистовое биение сердца отдавалось у нее в ушах. Глаза Амали были плотно закрыты, но она слышала его голос, который нежно проговорил:

– Я любовался твоим прекрасным телом, моя дорогая, и теперь предоставляю тебе возможность сделать то же самое. Открой глаза, не бойся! – приказал он ей, и в его голосе слышался смех. – В теле мужчины нет ничего такого, чего следовало бы опасаться. Может быть, в нем есть что-то смешное. Ведь у него нет той красоты форм, какая есть в женском теле. Все же, полагаю, я достаточно привлекателен, по крайней мере настолько, насколько может быть привлекателен мужчина.

У нее вырвался тихий смех, но глаза оставались закрытыми.

– Ну же, глупенькая! – В его голосе слышалась и насмешка, и строгость. – Открой глаза!

Амаль открыла глаза и села. О, каким взглядом она наградила юношу! Гордость всех женщин мира смотрела на мужа с нескрываемым гневом.

– Мне нельзя приказывать, помни это!

Потом ее глаза расширились, и она выдохнула:

– О-о-ох!

Глядя на нее, он нежно усмехнулся:

– Разве я не привлекателен на твой взгляд, моя колдунья?

И он встал во весь рост, позволяя рассмотреть себя как следует, даря возможность чуть привыкнуть к их общей наготе.

Она же просто не могла оторвать взгляд от его тела. Он был подлинным гигантом, намного выше ее, прекрасно сложен: ноги длинные, икры и бедра крепкие и красиво очерченные, узкая талия, переходившая в широкую грудь и еще более широкие загорелые плечи; руки поражали силой, длинные и мускулистые, лишь пальцы выдавали, как тяжко он трудится – длинные, чуть узловатые, они казались чересчур крупными даже для его сложения. Его тело было загорелым и гладким, и теперь, когда она глядела на него, ее снова переполняло желание ласкать его…

Непонятно откуда, но Амаль знала, какими сладкими бывают прикосновения к любимому телу. Девушка осторожно отводила взгляд от его стержня страсти. Однако теперь ее взгляд скользнул вниз, и, когда она отважилась сделать это, краска смущения разлилась по ее щекам. К ее удивлению, тот страшный зверь, перед которым она испытывала ужас, оказался всего лишь нежным созданием, маленьким и мягким, угнездившимся на своем ложе, покрытом темными волосами. И снова Синдбад угадал ее мысли.

– О, как же он изменится, моя греза, едва я лишь возжелаю тебя!

– Но ведь ты же сказал, что хочешь меня! – упрекнула она его.

– Я действительно хочу тебя, о моя греза, но хотеть и желать – это столь различные чувства. Я хочу тебя разумом и сердцем, а желание исходит из моего тела.

Он вытянулся на ложе рядом с ней.

– Сегодня у меня еще не было времени для желания.

Протянув руки, он привлек ее к себе.

– Я просто мечтал, жаждал этого мига, моя колдунья.

«Почему он называет меня колдуньей? Неужели он не боится? В самом деле не боится связать свою судьбу с дочерью колдовского народа?» Но мысль, почти паническая, исчезла столь же быстро, сколь и появилась.

От сладости его прикосновений голова кружилась, и мыслям уже не было места в закручивающемся все туже водовороте страсти.

Губы Синдбада нашли ее губы. Он завладел ими и пробовал их вкус до тех пор, пока Амаль, охваченная сильной дрожью, не отдалась его вспыхнувшей страсти.

Она не ожидала, что губы мужчины могут быть такими нежными. Он мягко приказал ей разомкнуть губы, и она повиновалась, пропуская внутрь его бархатистый язык. Он ласкал ее язык, и неожиданно она почувствовала, что внутри у нее начинает полыхать пламя. Она откинула голову назад и несколько раз вдохнула воздух, чтобы унять головокружение, но он только засмеялся и снова завладел ее губами в горячем поцелуе. Наконец, ненадолго насытившись этими обольстительно сладкими губами, он проложил своим обжигающим ртом тропинку вниз. Его сильные пальцы гладили ее длинную шею. Запечатлев жаркий поцелуй под самыми волосами, он прошептал:

– Ты чувствуешь, как в тебе зарождается желание, любовь моя?

И Синдбад нежно укусил ее за мочку уха, а потом двинулся дальше по мягкой шелковистой коже шеи. Девушка задрожала. Когда руки юноши отыскали ее округлые полные груди, она нежно вздохнула в страстном томлении. О, как Амаль желала его прикосновений! Она жаждала их, ей казалось, что тогда растает и исчезнет это ужасное, непереносимое томление, переполнявшее все ее существо. Он с благоговением ласкал ее груди, дивясь их мягкости и нежности.

Потом без предупреждения опустил голову вниз, и его теплый рот захватил трепещущий и напрягшийся сосок. Он набросился на ее грудь с непонятной ей страстью, и она вскрикнула, удивившись не только его действиям, но и чувству напряжения, которое возникло в самом низу ее живота. О, то было любовное томление, и сейчас ей впервые дано было ощутить его коварную тяжесть.

Синдбад поднял голову, и звук его голоса успокоил ее.

– Не бойся, моя мечта! Разве это неприятно тебе?

В ответ она снова притянула его голову к своей груди, и он возобновил эти приятные ласки. Однако вскоре продолжил свои исследования. Одной рукой он обвил ее талию, а другой легко прикасался к ее животу, который неистово трепетал под его прикосновениями. Синдбад опустил голову и стал раздражать языком ее пупок, заставляя ее корчиться и извиваться под ним. Его рука опустилась еще ниже, к ее гладкому и нежному бугру у самих ног. Теперь он чувствовал, что она начала сопротивляться ему. Ее тело напрягалось под его пальцами, а в звуке ее голоса послышался страх.

– Пожалуйста, прекрасный мой! Пожалуйста, не надо!

– Почему ты вдруг стала так бояться меня?