Юрий Винничук - Весенние игры в осенних садах

– Это правда, что ты собираешься замуж?

– На втором курсе? Я что, похожа на дурочку?

– Ну, она сказала, что это был твой жених.

– Это он так считает. Красиво жить не запретишь. Я сказала ему, что если и выйду замуж, то только на пятом. Он решил ждать.

– Ты с ним спишь?

Она уселась рядом, отбросила волосы со лба и спросила:

– Ас чего это ты вдруг так заинтересовался мной?

– Не хочу тебя ни с кем делить, – ответил я прямодушно и лег, заложив руки под голову.

– О! А я уже принадлежу тебе?

– А разве нет?

– Ты слишком самоуверен.

– Так ты спишь с ним?

– Сплю. Если это так называется. Последний раз спала месяца три назад. Вообще-то, раз пять у нас что-то было, но мне не понравилось. – Она наклонилась ко мне так, что ее волосы распустились надо мной, словно ветви плакучей ивы. – Ты намерен меня отбить?

– Разве я тебя уже не отбил?

– Еще нет, – прошептала она и поцеловала меня в губы.

Я обнял ее, она легла на меня, и мы стали целоваться взасос, а мой стержень снова потянуло на подвиг, и он стремительно стал превращаться в булаву. Она подняла голову:

– Я чувствую то, что я чувствую?

– Ну да.

– О нет, второй раз в военно-полевых условиях я тебе не отдамся, – и скатилась с меня.

– Поедешь ко мне?

– А что я дома скажу?

– Что-нибудь придумаешь.

Она с минутку помолчала.

– А покажешь мне розу?

– Покажу.

Излишне и говорить, что всю историю про розу я придумал. Не лежала у меня между страниц «Маньёсю» ее роза, роза эта затерялась в водовороте толпы. Впрочем, была у меня другая усохшая роза. Она осталась после жены. Когда-то она рисовала ее, увядшую розу в хрустальном бокале с красным вином, а затем использовала как закладку, и вот спустя несколько лет ее усохшая роза наполняется иным содержанием и в ней оживает душа другой розы, которой от силы месяца три. И теперь этот усохший цветок соединяет нас троих в каком-то удивительном мистическом сплетении, цветок, который я отныне воспринимаю как розу Лиды.

Издалека доносится гул двигателя, звучит сигнал, а через минуту автомобиль останавливается на поляне, из него выходят Олько с Ульяной. По выражениям их лиц трудно понять, было ли между ними что-нибудь или нет. Заметно лишь, что Ульяна хорошенько протрезвела.

– Вы представляете? – всплеснула она руками. – Ближайшая почта оказалась закрыта на замок, пришлось пилить почти до самого Львова. А вы здесь без нас не заскучали?

– С чего бы нам скучать? – ответила Лида. – Пан Юрко развлекал меня разными историями.

– Пан Юрко? – удивился Олюсь. – Вы до сих пор на «вы»? А ну-ка немедленно выпить на брудершафт! – Он вложил нам в ладони по бокалу, налил шампанского с мартини и скомандовал: – До дна!

– Ну-ка, ну-ка, – незнамо чему радовалась Ульяна.

Мы выпили и поцеловались. Символично. Без засосов, без язычков, без сладострастья.

– Вот теперь порядок, – кивнул Олюсь, с подозрением взглянув на меня. – А теперь и нам пора вас догонять.

Наливая себе коньяк, Олько на мгновение остановил свой взгляд на покрывале, лишь на мгновение, но я успел заметить, как тень мелькнула по его лицу, и это заставило меня задуматься: что привлекло его внимание? Покрывало? Ах, я ведь перевернул его наизнанку, а у нее – окраска светлее. И Олько это просек. Ну и что? А может, прежний цвет мне был неприятен и раздражал. Мое покрывало, что хочу, то с ним и делаю. Но теперь взгляд Олька вперился в меня. Он не сказал мне ни слова, но мое подозрение окрепло: Олюсь увидел в покрывале улику.

– Лидусик, – прощебетала Ульяна, – не составишь ли ты мне компанию? – и кивнула на кусты.

Девушки скрылись в чаще. А Олюсь взялся за краешек покрывала, приподнял, посмотрел, покачал головой и сказал:

– Все ясно.

– Что именно?

– То, чем вы здесь занимались.

– Наверное, тем же, чем и вы.

– Мы? Да мы, блин, на эту гребаную почту угробили целый час!

– Далась тебе эта почта! Надо было заехать в укромный уголок и…

Я прикусил язык, сообразив, что говорю не то, но было уже поздно.

– Что-что? Так получается, я должен был уламывать твою Ульяну? Ни-ичего себе! Вот так номер! Но я еще не утерял кое-какие принципы. Я еще умею дорожить дружбой. В отличие от некоторых.

– Ты имеешь в виду меня?

– А кого же еще! Вы посмотрите на него! Он уже не против того, чтобы я отодрал его Ульяну. Так ты, может, и мою Лиду уже трахнул?

– Послушай, а тебе не все ли равно? Да они ведь обе, как писанки.

– Это факт, – согласился Олюсь и, отрезав изрядный кусок ветчины, завернул ее в лист салата. – Но я потратил вчера весь вечер и сегодня полдня на то, чтобы охмурить Лиду, я осыпал ее миллионом слов, рассказал тысячу и одну сказку и сто анекдотов… Между нами пробежали искры. Ты понимаешь, что это такое? Искры! – потряс он в воздухе самодельным голубцом. – Электрические разряды! Я это уже почувствовал в танце. Осталось только…

– …положить руку на защелку ее тела, нажать слегка и открыть…

– Во-от! Только честно! Трахнул?

– Ну… это ты как-то слишком вульгарно… не деликатно…

– Да перестань артачиться! Вульгарно! Ты мне честно ответь: вставил пистон?

– Ну, капец, она такая милая девушка, а ты – «пистон»!

– Хорошо. Ты занимался с ней любовью?

Я опустил глаза. Поискал взглядом бокал, налил, выпил и сказал:

– За…нимался.

– Я так и знал! – Олюсь в сердцах швырнул ветчину на салфетку. – Пока мы гоняли, как идиоты, туда-сюда, вы здесь хорошенечко покувыркались. И это мой коллега!

– Ну… мы же друзья. Что нам делить?

– Друг? Друг – это тот, кто не трахает твою жену!

– Не преувеличивай. На твою жену я бы никогда не покусился.

– А я отныне в этом не уверен! И что ж теперь? Ты набаловался всласть, а я, выходит, в пролете, так получается?

– Ну, отчего же? Возьмись за Ульяну. Вот они идут, и, судя по всему, они уже все выяснили.

Приблизившись к нам, девушки умолкли. Похоже, между ними был горячий разговор, их щеки пылали, а Ульяна откровенно избегала моего взгляда. Лида же, переглянувшись со мной, заговорщически усмехнулась. Я подумал, лучшее, что следовало бы предпринять в этой ситуации, это начать пить. Неопределенное состояние продолжалось недолго, а затем языки у всех снова развязались, и я заметил, как Ульяна уже откликается на каждое слово Олюся. И спустя еще полчаса она прижималась к Ольку, а Лида – ко мне. Надвигались сумерки, когда мы двинулись домой. В Винниках девушки позвонили родителям, и каждая сообщила свою версию. Затем мы подъехали к магазину и купили им зубные щетки.

Ольку и Ульяне я отвел первый этаж, а мы устроились на втором. Пока девушки плескались в ванной, мы с Ольком посидели немного у телевизора, просматривая какую-то тупую порнуху, что шла по спутниковому каналу. Наконец-то Олько мог расслабиться и выпить сколько душа желала.