Шахразада - Любовь Хасана из Басры

Мехмет смущенно потупился.

– Скорее, учитель, нас разбудил призыв к утренней тренировке.

– Пусть будет так.

Мехмет опустился на узорные подушки, прикрыл глаза и стал рассказывать, пытаясь вспомнить все детали. Быть может, что-то из мелочей подскажет учителю, куда следует направить поиски… Хотя какие уж тут поиски – солнце садится…

– Когда я оказался на песке площадки под платанами, я увидел, что Хасана нет. Еще успел с досадой и даже обидой подумать, что этот заморский гость, о котором ты, наставник, говорил вчера и к которому провожатым приставил моего приятеля, совсем задурил ему голову своими идеями. Потом… Я так глубоко об этом задумался, что пропустил обманное движение Рахима… И оказался на песке. Голова гудела, и все мысли вылетели из нее, словно стая пташек…

– Увы, сколько бы ни было упражнений, но…

– Да, учитель, я раскрылся, и потому стал уязвим.

– Продолжай.

– А после тренировки я вернулся в нашу с Хасаном комнату, чтобы привести себя в порядок. Тогда и заметил, что вещи Хасана в беспорядке, словно в них рылась стая голодных лисиц. Но ведь лисицы к нам не пробирались. И значит, в своих вещах мог рыться только сам Хасан.

Георгий кивал. Пока рассказ Мехмета до мелочей совпадал с его собственными утренними воспоминаниями. Но должна, обязана была обнаружиться какая-то деталь, какая-то ниточка, которая помогла бы распутать клубок странного исчезновения.

– И тогда я начал рыться в его вещах тоже. О да, сие недостойно и постыдно, но мною двигало даже не любопытство. Мною двигало опасение за моего друга. Увы, за то время, что провели мы здесь, в этих стенах, стал Хасан и более сосредоточенным, и более уверенным. И… и менее разговорчивым. И теперь я уже не мог поклясться в том, что знаю, чего он хочет, о чем мечтает, к чему стремится. Ибо, кроме великого множества рисунков, ничто мне не напоминало того, прежнего Хасана, друга моего детства и лучшего партнера в самых рискованных каверзах…

– Что поделать – юноша искал опору в жизни. И опору в себе самом – он пытался всем доказать, что его есть за что любить, есть за что уважать.

– Но ведь мы и так любили его! И уважали…

– Но пытался он это доказать не вам, а своему отцу, упрямому, словно сто тысяч ослов и самоуверенному до глупости… как, увы, бывают самоуверенны многие из отцов, особенно когда думают, что знают лучше своих детей, чего им нужно.

– Но мы же, учитель, уехали из страны почти два года назад…

– Конечно, но презрение, неуважение, непонимание отца приехало вместе с Хасаном. Да, если бы юноша попал сюда не семнадцати-, а семилетним, было бы куда проще излечить его от ран отцовских притязаний…

Мехмет послушно склонил голову. А в глубине души он возблагодарил Аллаха всесильного и всемилостивого за то, что его отец не придумывал ему какой-то особой судьбы, положившись на великое время, которое все расставляет по своим местам.

– Итак, Мехмет, ты попытался понять, что же забрал с собой твой друг…

– О да, учитель, именно для этого я и полез в его сундуки! Все было на месте, хотя, конечно, – тут юноша усмехнулся, – нельзя сказать, что вещи лежали сложенными… Скорее, все говорило об обратном – о торопливых поисках и, похоже, о сумбуре в голове Хасана.

Георгий взглянул на юношу. «А вот из него уже получился неплохой лазутчик… Со временем ему можно будет доверить и охрану царя… Или, быть может, тайный стол… Или, о чудо, даже армию. Ибо Мехмет нетороплив, но быстр, несуетлив, но деятелен, не скор мыслями, но разумен и наблюдателен. И он, о да, впитал многое из того, чему я учу своих учеников…»

Меж тем Мехмет продолжил свой рассказ.

– Вскоре я увидел подтверждение этому наблюдению. Хасан настолько не думал о тяготах пути и вообще о том, сколь может быть длинна дорога, что не взял с собой даже свежей рубахи. Однако сообразил, что без денег, этого древнего изобретения финикийцев, не сможет сделать ни шагу.

Георгий кивнул. Пока Мехмет не сказал ничего нового. Более того, все это из уст юноши он уже слышал. И даже в его отсутствие успел побывать в комнате Хасана и смог сам полюбоваться на царящий там хаос. Да, все говорило о торопливых, сумбурных, не спланированных заранее сборах.

– Итак, Хасан взял с собой кошель с деньгами. Не забыл он и драгоценный меч, который ему достался от деда, а тому – от его деда. Говорили, что только ножны этого меча составляют целое состояние… Но так ли это – я не знаю. И еще я увидел, что Хасан забрал с собой все свои наброски. Все, до последнего клочка… Но почему-то не взял те листы, на которых он рисовал каменного истукана, порождение самого Иблиса Проклятого!

– Не горячись, Мехмет. Конечно, не Иблис породил эту древнюю статую. Но то, что Хасан стал так восприимчив к чарам древней красоты, удивило меня, да и посейчас продолжает удивлять…

– Лучше бы ее разбили тогда! Разбили, как только увидели!

– Увы, от судьбы не уйдешь, друг мой… Но вернемся к утру! А после этого ты отправился ко мне?

– О нет, сначала я поспешил в библиотеку, лелея надежду, что мне все это привиделось и мой безумец друг просто уснул с книгой в обнимку. Увы, там было пусто. А на обратном пути, когда я уже бежал сюда, мне повстречался тот мастер-живописец, о котором столь много рассказал Хасан. Я готов был уже спросить у него, куда он отправил моего друга, но тут он сам осведомился, не знаю ли я, куда делся его проводник по имени Хасан. И тут я понял, что дело плохо. Настолько плохо, что лишь на тебя, учитель, вся надежда…

– Увы, мальчик, здесь уже и я ничем не смог тебе помочь…

– О да, ты знал так же мало, как и все мы. А потом ты велел мне оседлать скакуна и отправиться в погоню, благо следы от повозки в пыли были отлично видны.

Георгий кивал. Да, именно так все и было.

– И в тот миг, когда я вылетел за пределы городка, стали твориться какие-то странные дела… Сначала мне прямо в лицо подул ветер – страшный, горячий, словно хамсин черной земли Кемет. Но я, учитель, не испугался. О нет, не потому, что так смел. Просто не успел – ветер утих столь же стремительно, как и появился. Он не успел даже замести следы от колес. Чем дальше уезжал я прочь от школы, тем холоднее и неуютнее мне становилось. Казалось, кто-то недобрый смотрит прямо мне в лицо, а в руках у него – тяжелый снаряженный лук, и стрела уже лежит на тетиве… Но и это ощущение быстро прошло. Я был свободен, и колея манила меня за собой…

– Она была хорошо видна?

– О да, учитель! Так бывает, когда повозка нагружена чем-то очень тяжелым, а дорога мокрая после дождя…

– Но ведь вчера не было дождя…

– Да, это так. Но я все скакал и скакал, с минуты на минуту ожидая, что покажется арба и мой глупый друг Хасан будет править упряжкой.