Джон Норман - Дикари Гора

— Пожалуй, с этим я соглашаюсь, — заметил я.

— И я не должна притворяться мужчиной.

— Нет, — сказал я. — Я так не думаю.

— Странно, для того, чтобы это понять, я должна была оказаться раздетой, и в руках рабовладельца, и в мире далеком от моего собственного.

— В этом нет ничего странного, что Ты должна изучить это в мире, далеком от твоего собственного. В Вашем мире как в кривом зеркале извращаются даже самые заметные черты биологической действительности. И это не странно, что Ты должна изучить это, как раздетая рабыня. Твоё обнажение, особенно потому, что оно было сделано мужчиной, или по приказу мужчины, должно связать тебя с естественными женскими реалиями, такими как красота, мягкость, и способность подчинения мужскому доминированию. Твоя нагота должна также, посредством выставления на всеобщее обозрение, и через искусную стимуляцию кожи, должна усиливать твою уязвимость и чувственность. Будучи обнаженной, Ты станешь чувствовать более остро и поймёшь более ясно, основные истины, такие как различия, между мужчинами и женщинами, и что Ты, независимо от твоих желаний, не являешься мужчиной.

— Да, Господин.

— И наконец, и это наиболее важно, Ты находишь себя рабыней. Женское рабство — традиционно в цивилизациях, благоприятных для природы фундаментальных биологических отношений между полами. В традиции женского рабства эти основные отношения полов признаны, приняты, понятны, узаконены и применяются. Ты же видишь, что цивилизация не должна неизбежно быть конфликтом со своей природой. Рациональная, информированная цивилизация может даже, в некотором смысле, очиститься и улучшить сущность людей, она может, как бы получше выразиться, привести к наслаждению своей природой. Действительно, естественная цивилизация могла бы стать непосредственно естественным расцветом человеческой природы, не её антитезой, не противоречием с ней, не ядом, ни препятствием к этому, а стадией или аспектом этого, формой, которую может принять сама природа.

— Я боюсь даже понимать такие мысли, уже не говоря о том, чтобы рассматривать идею, что они могут быть верными, — прошептала она.

— Давай, рассмотрим случай рабыни, — продолжил я. — Когда-то она была примитивной, жестокой женщиной, невиновной согласно закону, но внезапно стала собственностью. И вот теперь она — порабощённая красотка в ошейнике, должным образом помеченная клеймом как товар, эффектно продемонстрированная, проданная, и принадлежащая на полном законном основании.

— Да, Господин.

— Кто будет сомневаться, что в этом случае такая цивилизация действовала, как улучшение и выражение человеческой природы?

— Конечно, никто, Господин.

— Также, Ты можешь отметить, что такая цивилизация усилила контроль женщин и эффективность их неволи, клеймения, идентификации владельцев, документов о праве собственности, и так далее. Побег, теперь для них становится невозможным.

— Да, Господин.

— И Ты — именно такая женщина.

— Да, Господин.

— Теперь пора отправить тебя к остальным, — сказал я, и встав, откинул одеяла в сторону. Она подтянула ноги, чувствуя прохладу утреннего воздуха. Я смотрел вниз на неё, она вверх на меня. Она была очень красива.

— Я у Ваших ног.

— И как Ты себя при этом чувствуешь?

— Очень женственной, очень, очень женственной, — призналась она.

— И чем Ты можешь объяснить эти чувства?

— Тем, что я — женщина, в ногах сильного мужчины. Того, кто владеет мной, того, кто господствует надо мной, того, кому я должна повиноваться.

— Ты не говоришь как женщина с Земли, — заметил я.

— Я быстро учусь на Горе, — ответила она, — и я многому научилась этой ночью.

Я, скрестив руки, смотрел над ней и смотрел вниз.

Она протянула пальцы, касаясь темных одеял. Затем, она повернулась, и посмотрела на меня.

— Это потому, что я теперь собственность, не так ли, Господин?

— Да, — согласился я.

— Я всегда чувствовала это сердцем, но я даже не думала, что это может осуществиться.

Я отошёл за её туникой. Я чувствовал, как острые листья влажной прохладной травы колют в мои щиколотки. Я поднял тунику и бросил ей. Она встала на колени, держа свою рабскую одежду перед собой. Она была крошечной, даже в её руках. На этом, темном, грубом куске ткани, блестели капли росы.

Она сжимала тунику, не надевая, и смотрела на меня.

— Я больше не девственница, Господин.

— Уверяю тебя, мне это известно не хуже, чем тебе, — усмехнулся я.

— Теперь я — всего лишь полностью открытая рабыня, — сказала она с грустью, — ничем не отличающаяся от других девушек, одна из них, легкодоступная при минимальном желании хозяина.

— Да, — согласился я.

— И мне не больно от этого, Господин.

Я кивал.

— И это не имеет никакого значения, не так ли?

— Не имеет.

— Господин, — прошептала она.

— Может быть, теперь тебе пора одеться, — намекнул я.

— Разве это — одежда? — она спросила, с улыбкой, натягивая на себя тунику. — Это — всего лишь маленькая тряпка.

— Зато она не оставляет сомнений относительно твоего очарования, — признал я.

— Но она совсем не прикрывает меня внизу.

— Это так и предполагается, — усмехнулся я. — Ты знаешь почему?

— Это, чтобы напомнить мне, что я — рабыня, — она улыбнулась, — таким способом моя уязвимость усиливается, что может быть неоценимым для хозяев.

— Джинджер и Эвелин уже преподали вам это.

— Они уже преподали нам много чего из нашей новой реальности.

— А как на счёт интимных секретов рабских любовных ласк?

— Пока нет, Господин.

— Маленькая самка слина, похоже, хранит такие секреты от вас, — сказал я. — Утром я поговорю с Грантом. Это, может оказаться, не в их интересах продолжать замалчивать подобные вещи.

— Да, Господин, — сказала она, явно испуганно.

— Они будут учить тебя, и другие драгоценности в караване, всему, что они сами умеют, и быстро, — пообещал я. — Отказ будет причиной для серьезного наказания.

— Да, Господин, — прошептала она.

— Неосведомленная в этих вопросах свободная женщина — банальность. А вот неосведомленная рабыня — нелепость.

— Вы подразумеваете, что я должна быть обучена, как ублажать мужчин, фактически тренирована этому?

— Да, Ты должна быть дрессирована, как прекрасное домашнее животное, которым и являешься.

Она испуганно смотрела на меня.

— И я советую тебе заучивать эти уроки как можно лучше.

— Да, Господин.

— Несомненно, Ты знакома, из своего прежнего мира, с такими умениями, как шитье и кулинария, обычно подразумеваемыми подходящими для женщин.

— Конечно, Господин.

— И Ты можешь приготовить что-нибудь или сшить?

— Нет, Господин. Мне казалось, что подобные занятия, подходили для женщин их более низких слоёв общества.