Екатерина Владимирова - За гранью снов (СИ)

Как бы мне хотелось, закрыв глаза, сказать, что я не люблю этого монстра, что готова, способна жить без него!.. Как бы мне хотелось выкрикнуть ему в лицо... тогда, когда мы видели с ним в последний раз, что я его ненавижу, не попросить, а приказать ему не приходить! Заявить прямо в лицо, как противно мне его видеть! Но, наверное, я слишком слабая... я не могла сделать этого. Как не могла вырвать любовь из своего сердца! Сущий дьявол проник внутрь меня, под кожу, в кровь, в сердцевину моего слабого безвольного тела, которое без него умирало мучительнее, чем рядом с ним.

Любить - это больно. Я раньше не понимала смысл этого выражения, а теперь вдруг стала наглядным свидетельством того, что такое боль в любви. Особенно, когда с сожалением понимаешь, что твоя любовь – это игра в одни ворота.

Или еще есть шанс на... что-то? После того, что перенесла по его вине!? Обещала себе ненавидеть, стать презрением и превратиться в равнодушие, а вместо этого... все еще надеешься на что-то?

Каким глупым порой может быть женское сердце!

_______________________

Вопреки собственным заверениям, когда наступил день вечера, я очень нервничала. Осматривая себя в высоком резном зеркале, я в сотый раз убедилась в том, что выгляжу превосходно. Это подтверждали и восхищенные взгляды Рослин и других слуг, видевших меня, и восторженный отцовский взгляд. Темно-синее платье, доходившее до пят, подчеркивало бледную матовость кожи, а черные волосы, заплетенные в незатейливую восьмипрядную косу, спускались по спине до талии. Лицо слегка тронуто косметикой, но не казавшееся бледным и невыразительным, а скорее, наоборот, и на нем сверкали изумрудами большие глаза.

- Не волнуйся, моя милая, - подхватив меня под локоть и поведя к выходу, проговорил отец, - все будут от тебя в восторге, даже не сомневайся, - поцеловав меня в щеку, он гордо добавил: - Моя красавица!

Я улыбнулась ему широко и лучезарно, стараясь не показать, что руки слегка подрагивают. И вовсе я не боялась прессы, не журналистов и вопросов с подковыркой, лживых улыбок, нацепленных на уста, сердце трепетало в груди по иной причине, банальной, нелепой, совершенно неожиданной. Я боялась увидеть там его. И как бы ни храбрилась перед отцом, не могла заставить сердце стучать медленнее, перестать биться пульс в запястья, или вынудить кровь бежать по венам чуть тише. Всё внутри меня дрожало от одной лишь мысли, что здесь, на этом вечере, мы с ним будем находиться в одном качестве – почетных гостей. Равных друг другу, как по статусу, так и по положению. Могла ли я когда-нибудь подумать о таком? Надеялась ли?

Все эти мысли - мысли о моем дьяволе - не давали мне покоя весь путь, что мы проделали от дома до дворца приемов. Отец меня подбадривал, успокаивая, держал за руку и улыбался. А я думала о нем .

Он так и не ответил точно, приедет ли на вечер, который, как мне стало известно, ни разу не пропускал. Неужели изменит своим принципам... из-за меня? Слишком самонадеянно, усмехнувшись, успела подумать я, перед тем как улыбнувшийся нам дворецкий открыл перед нами двери, ведущие в большой зал.

Я напряглась, будто готовая к прыжку кошка, а отец нежно погладив меня по щеке, улыбнулся.

- Всё будет хорошо, - уверенно сказал он. – Теперь всё будет хорошо, моя девочка.

- Лорд Димитрий Мартэ с дочерью, леди Кароллой Мартэ, - провозгласил мужской голос, и нам с отцом ничего иного не оставалось, как только с гордо поднятыми головами подтвердить звание лорда и леди.

Мое появление во дворце приемом вызвало настоящий ажиотаж. Я подозревала, что желание гостей увидеть меня велико, но не могла полагать, насколько. Создалось ощущение, что я попала в муравейник, из которого мне теперь не позволят вырваться. Ко мне подходили всё новые и новые люди, лица которых я почти не видела, с таким постоянством они сменялись между собой. Женщины, молодые девушки, глядя на меня, улыбались, делая комплименты внешности и интересуясь, где я нашла такое великолепное платье. Я учтиво им отвечала, снабжая улыбками, хотя понимала, что их овации и заинтересованность продиктована только желанием увидеть меня, как некую «достопримечательность», которую все хвалили. Мужчины же, знакомясь со мной, могли лишь улыбаться, разглядывая меня и так, и эдак.

Я увидела здесь и Кассандру Мальво. Она была великолепна, хоть и держалась, подстать Королеве, чуть холодно и отстраненно. Зато, увидев меня, улыбнулась и искренне порадовалась тому, что я теперь одна из них. Только ее присутствие на этом празднестве меня и спасло. Потому что... его здесь не было. Он все-таки не пришел. Я это точно знала, потому что чувствовала его отсутствие. И легкое разочарование оттого, что я не увижу... Одернула себя столь же быстро, как скоро зародилась во мне предательская мысль.

Нет его, и ладно. Не посчитал нужным прийти, отказался, дела?.. Кто знает? Не желает признавать перед обществом, что я... такая же аристократка, как и он. Как они все. Обидно? Да. Больно? Да. Но гораздо больнее оттого, что, понимая, что должна радоваться его отсутствию, осознаю, что умираю здесь без него!

Зато Карим Вийар был на вечере. Подошел ко мне и представился, будто мне требовалось это! Хотелось развернуться и уйти, влепить пощечину или заорать на него, но я сдержалась. Беседовали с ним мало, сухо и коротко, не о чем. Ни слова о том, что произошло, будто наложенное табу. Смотрел он на меня с блеском в глазах, но в черных омутах мелькнуло так же одобрение и восхищение, я это отметила. Я выдержала его присутствие рядом с собой, выдержала даже его поцелуй в руку, а потом и пристальный взгляд в глаза.

- Я понимаю теперь, почему Штефан потерял голову, - сказал он, улыбнувшись. Ничуть не изменился!

Я не успела спросить, что он имел в виду, Вийар исчез так же быстро, как и появился. И сколько я не пыталась высмотреть его в толпе, чтобы получить ответ хотя бы на этот вопрос, не смогла.

А меня тем временем приглашали танцевать. Я уже сбилась со счета, сколько раз отказывала кавалерам, бродившим около меня, а они настойчивее меня обхаживали, будто желая сломить мое сопротивление.

А потом отец познакомил меня с этим человеком.

- Дорогая, хочу представить тебе, - проговорил отец, тронув меня за локоть, - Марк Дацлав, мой давний партнер. А это, - с гордостью сказал отец, и мне почему-то стало не по себе, - моя дочка, Каролла.

Я взглянула на высокого мужчину, стоящего рядом с отцом, и застыла. Первое, что отметила, - его глаза, они показались мне знакомыми, темно-синие, с четким контуром радужки. И его лицо, волевое, с носом с горбинкой, квадратным подбородком и жесткой линией губ. Темные, почти черные волосы, стриженные по последней моде, стальной огонек в глазах и... эта полуухмылка, полусарказм, застывший на губах.