Роузи Кукла - Париж между ног

Она зацепляет верхней губкой своего слегка приоткрытого рта и тянет ее, эту горячую, неподатливую губку по внутренней стороне моей ноги и все ниже, ниже и ближе, ближе. Я замираю и жду ее прихода туда и касания. Но его не происходит, потому что другая, теперь уже нижняя губка ее рта, отходит вверх, вдоль, восхитительно, словно легким нажимом ластика стирая, подтягивая, натягивая такую нежную там кожу, с внутренней стороны моих раздвинутых ног. И так несколько раз. Туда, задирая перехватами, а потом вниз и так же, как ластиком тянет за собой, за такой нежной, горячей губой и ее горячего дыхания. А потом! Потом, словно взрыв!

Словно попадание в самое сокровенное место! Это оттого, что она сразу ко мне туда с жаждущим, приоткрытым ртом и сразу же следом, засасывает ее… Все в себя, все, где горячо и уже мокро и я это все ощущаю, и меня, словно от нее отталкивает, так всех ощущений этих много и так они бьют по нервам, рвут их. Я стараюсь выскользнуть, отбиться, вырвать ее, мою… из ее жадного и ненасытного рта. Но…

Она с силой прижимается вся ртом и все так же, впивается и словно высасывает ее из меня в себя. Я кручусь, невольно сжимаю ноги, сдавливаю ее голову, стараюсь вытолкать ее оттуда… Несколько секунд боремся в изумительной схватке, а затем она запускает в меня его! Я жду напрягаясь, именно этого момента с самого начала и потому вся, просто взрываюсь от ощущения его в себе. Я ощущаю ее язычок!

Несравненно, великолепно, потрясающе и еще можно много всего сказать об этом моменте, но он настолько хорош, что эти ощущения проникновения ко мне туда даже трудно описать. Ведь он, ее язычок горячий, скользкий и нежный, но при этом такой упругий и беспощадный! Он врывается ко мне между губ, скользит, настойчиво зарывается в мою плоть и куда-то еще внутрь, глубже, пока я не ощущаю его перед тем, что меня все еще отделяет от настоящей женщины. И я, почувствовав это, просто задыхаюсь и от ощущений опасности и неукротимого желания ей отдаться и ее желания овладеть мной всей, до самого, этого, такого значимого во мне места. И я, допускаю всех ее действий с собой, именно там у себя, в запрещенных для всех, кроме нее месте от того, что с радостью понимаю, что от этих ее прикосновений, лизаний там, я не разорву в себе ничего. И как только так происходит, я словно срываюсь с цепи, осознавая какая развратная и теперь мне уже надо все от нее грубо, настойчиво, словно именно так я смогу получить от мужчины. Но сознание того, что там не он, а она, удваивает ощущения, обостряют восприятие и вот я уже сама, словно взрываюсь и начинаю совершать ей навстречу такие невероятные, дерзкие движения бедрами! Бесстыдные, развратные, дикие! И у меня только одно на уме:

Ну же? Ну, еще, еще, сильней, глубже, настойчивей, пройми меня всю до самых косточек и чтобы проняло до нее самой… Ой, мамочки!

В это время она сменяет позицию языка. Вот теперь я вся в ее власти и только успеваю извиваться от прикасаний, поддеваний его кончика, нажимов, со смещением влево и вправо. И вот я уже вся, словно заколдованная ведьмой, превращаюсь в него, этот единственный в теле женском, так похожий на мужской возбужденный и упруго торчащий орган, возбужденный сосок дьявола.

При этом, с каждым касанием и движением по нему во мне проносятся такие волны похоти и дьявольского желания, что я неосознанно сама приподнимаю навстречу ей, такое желанное от меня, сказочное угощение для ее мягких, ищущих губ и настойчивого, беспощадного язычка. И я чувствую, как и она отдает должное этому невероятно чувствительному органу женщин, который уже не в состоянии вздуваться, напрягаться и который, пятясь, отступает, скрываясь внутри моего лобка, а следующие мгновения это самая неописуемая, просто волшебная, божественная сладость….

Тело напряжено, уже изнывает и ждет его завершения и всего этого, дьявольски обольстительного, неестественно прекрасного соединения двух женщин! И оно происходит, потому что я в такие мгновения словно вырываюсь толчками и вылетаю из тела, парю где-то в облаках, а мое сознание, вместе с освобождаемыми толчками тела, также какое-то время парит где-то, а потом, словно опомнившись, вспохватившись, возвращается в меня, удовлетворенную женщину…

Чудо! Да! Самое настоящее, невероятно приятное, какое-то животное, для нас женщин живородящих. Оно нам дадено свыше в таком восприятии, чтобы мы, вопреки мукам родов все равно, теряя головы, совесть, понятия чести и долга, стремились к этому состоянию блаженства, которое, как в награду для нас Им было заложено от природы, для продолжения нашего рода. И я, не оправдывая Его желания, все равно уворовываю для себя ту самую, невероятно приятную частичку чуда!

Вспомнила снова об этом и не удержалась, рука что лежала, сама по привычке, словно противясь сознанию, стронулась, двинулась и вот уже пальцы ищут настойчиво в теле эти выпуклости обозначенные, выпяченные тканью натянутых трусиков и следом по ним и гладят и прижимают….

— Ой, как же мне… Да, что это я?

Вот же? Как я посмела, я что же забыла, где я и для чего я? Пальцы нехотя выпрямились и следом вышли из контакта со мной там.

— Все! Поняла? Не будь дурой, прекрати. Ну было, это было, все! Погоди!

Лучше возьми и проанализируй, вспомни и прокрути разговор с самого начала. Это сейчас важнее всего для тебя, даже секса с ней!

Всего? И даже этого?

— Дура! Какая же ты ненормальная! И эта твоя Бленда! Запомни, что я скажу.

Хочешь всего? Тогда бери себя в руки и действуй! А прежде всего, думай, анализируй, как резидент разведки за рубежом.

Теперь, окончательно отрезвела и, прокручивая назад встречу, занялась самоанализом всего, что произошло и что говорилось. За этим занятием снова и всплакнула, и осерчала, и порадовалась, но потом успокоилась и даже задремала, довольная оттого, что свой раунд я выиграла. А вот какой ее будет следующий ход? Встала с тяжелой головой.

Вы когда-нибудь женщину разъяренную встречали, так вот это я встала такая!

Зачем-то обругала горничную, что зашла ко мне и передала, что во столько-то меня ждут в зале. И потом на прощание ей же досталось за то, что не разбудила вовремя и за что-то еще. И я бы метала еще все эти недовольные всплески и брызгала бы недовольством еще, если бы за мной не зашел он, Геннадий.

— Ну, как ты, жива?

— Да! Как видишь.

— Она тебя сильно прижала?

— Да, но ты этого не видишь. От меня горничной за это досталось.

— А ты, что же умеешь и так?

— О! И не только с ней.

— Что? И со мной?

— Со всеми. Я такая. А что ты пришел?

— Постой, остынь! Только давай ты со мной не так как с той бедной девушкой. Хорошо?

— Согласна, что еще требуется от меня?

— Нет, дорогая моя, давай спокойней, расслабься, хорошо? Я зашел, чтобы тебе передать, кто с тобой сегодня будет в парилке.