Эммануэль Арсан - Лаура

Я не захотел смотреть в лицо ее сообщницы, чтобы понять оценку этой новой вольности: мое воображение и так зашло уже слишком далеко.

Я поднялся и сказал хозяйке:

— Ваша дочь действительно прекрасная девушка. Как ее зовут?

Женщина вежливо ответила:

— Нео. Я однажды нашла ее на берегу моря и удочерила.

Я поблагодарил за чай и вышел на улицу с ее обычной дневной жарой и грубыми мужланами, которые ожидали выхода Лауры без излишней романтики и мистики: они наперед знали, как далеко им позволено будет зайти и когда остановиться.

Первое, что бросилось мне в глаза, когда я увидел Хьюго Ланса, была масса белокурых волос и небесно-голубая мантия с золотистой лентой, украшенной орнаментом из каких-то диковинных цветов. Широким шагом он направился к элегантному мужчине со строгим интеллигентным лицом, доброжелательным и чувственным, который шел под руку с Марселлой. Ланс воскликнул по-французски:

— Добро пожаловать, дорогой Посол! Я не виделся с вами целую вечность!

— Вы сами давно здесь не были, мой дорогой Основатель, но Марселла сохраняла контакты с вашими студентами.

Прекрасно. Я желаю вам всего самого лучшего. А кого же вы предпочитаете иметь в качестве любовника в этот вечер?

Марселла безнадежно махнула рукой. Этот жест сопровождался сардоническим замечанием:

— Я полагала, что вы будете моим ухажером в свой день рождения, Хьюго. Но, кажется, вы слишком заняты!

— Не отчаивайтесь, осмотритесь получше… у вас огромный выбор!

При этом Основатель указал на меня и, хотя он не знал меня раньше, вытащил из толпы и подтолкнул к молодой женщине.

— Вот тебе для разнообразия, чтобы хоть немного отдохнула от своих старикашек. Ты должна немного встряхнуться, а не то, в самом деле, уйдешь на пенсию!

Он оставил нас вдвоем, а сам исчез в темноте.

— Принеси мне чего-нибудь выпить, — попросила Марселла. Она знала, как вести себя в подобных ситуациях. Затем повернулась к своему спутнику:

— Джорджи, радость моя, не стой как истукан. Не беспокойся обо мне, последуй за ароматом этой благоуханной травы. Я знаю, тебе не терпится.

Посол отвесил изысканный поклон и также растворился в темноте. Марселла взяла меня за руку и повела к сверкающим огням.

— В этом смысле дом Хьюго очень удобен, — заметила она. — В нем так много закоулков и укромных уголков, он весь так заполнен зеленью, что вряд ли можно в нем встретиться дважды.

Она продолжала лепетать по-французски, совершенно не беспокоясь, понимаю ли я ее. Ее голос слегка разочаровал меня. Я также заметил, что она в этот вечер хотела, чтобы мы с ней были на дружеской ноге: ее поведение было фамильярным, но лишенным каких-либо скрытых мотивов. В ней не чувствовалось даже и намека, что она собирается меня соблазнить.

— Ты совершенно свободна, Марселла? Или твой друг спрятался где-нибудь в темном углу и следит за тобой, просто так, на всякий случай? — поддразнил я, пытаясь вывести ее на чистую воду.

Она ответила с сарказмом, смешанным с легким презрением:

— Ты все еще находишься под чарами настоящей любви, мой дорогой? В твоем поведении я вижу легкий налет ностальгии. Полагаю, ничего серьезного? Где же единственный предмет твоих воздыханий? В награду за то, что ты все еще любишь меня, я попытаюсь оторвать ее от семейных обязанностей. Пойдем же, и мы обязательно отыщем ее где-нибудь возле колонн или у тех пересаженных кустов гвоздики. Нам известно, что она из тех леди, которые всегда окружены поклонниками, поэтому мы обязательно ее найдем среди толпы ее воздыхателей.

Меня вполне устраивало, что я нахожусь в обществе женщины, хорошо знакомой с этим дворцом и его гостями. Меня поражали размеры, сложность и экзотические особенности дома. Слово «дом» не совсем подходило к этому необычному переплетению экстерьеров и интерьеров, которые так Незаметно переходили друг в друга, что трудно было отличить один от другого. Как можно было отличить окруженный стенами сад от открытой комнаты, если они были переполнены растениями, ветвями и цветами, а ствол покрытого листвой и разлапистого дерева возносился кверху в ванной комнате, как будто он рос в углу дворика?

Впечатление беспорядочности, которое произвело на меня это сооружение, было противоположно тому чувству, которое я испытывал от округлых форм самого института, грандиозные размеры которого претендовали на своеобразную интимность. Здесь же, казалось, не только отсутствовали стены, но не было видно и потолка! Свет исходил неизвестно откуда. Из спрятанных ниш или жуков-светляков? И это свечение производило такой странный эффект, что я мог видеть только то, что было внизу, под ногами — глубокие пруды с золотыми рыбками, утрамбованная почва, принесенная из девственных джунглей.

Каменная кладка имитировала античность и распущенность индийских храмов: поверхность стен украшена местами тиграми или богами, а чаще изображениями полных грудей или ягодиц. Что касается произведений искусства, они выполнены были не в каком-то одном стиле, а явно соответствовали хищническому эклектизму их собирателя.

Например, здесь были собраны иконы разных эпох: старинные отшельники и молодые пластиковые святые, одинаково бесстрастно изъятые из монастырей. Подобно богиням или девам предыдущего тысячелетия, они, должно быть, пожимали плечами от скопления статуэток Венеры из глины, кости или рога, большей частью с выпуклыми животами, производящими скорее ритуальный, чем сексуальный эффект. Пристрастие Ланса к круглым формам не ограничивалось только строгими и простыми деталями архитектуры студенческого городка. В оформлении своего жилища он пользовался такими же округлыми формами женского тела.

Сказать по правде, исследуя лабиринты этого, напоминающего джунгли, дома, я все труднее мог определить границы эстетических вкусов Ланса. Одно было несомненно, что никогда он не был просто музейным хранителем! Тысячи ценнейших экспонатов были разбросаны по всему дому, и любой, кто бы ни захотел, мог положить их в карман. Любопытно, что этот беспорядок и его контрасты, в конце концов, придавали определенный стиль всему тому, что на первый взгляд казалось лишь хаотичным набором коллекционных экспонатов.

Мебели было немного: только подушки, очень низкие столы, достаточно длинные, чтобы на них можно было улечься, пледы, коврики; кресла в форме идолов и серебряных Будд, на скрещенных руках которых сидели гости, опираясь на их груди и животы.

Возле полуразрушенных колонн, обвитых колючими цветами, Марселла внезапно призналась:

— Знаете, чем я хочу заниматься целый день? И не только днем! Я провожу ночи напролет, занимаясь этим. Я не понимаю, почему я не должна этого делать, если мне это нравится? Но я ничем не пользуюсь, только своими пальцами. Вы не можете даже представить, насколько привлекательны мои пальцы! Никакой мужчина и никакая женщина, даже самый искусный пенис не могут заменить мне мои пальцы.