Эдуард Снежин - Повесть о несостоявшейся любви

Неоправданная ревность душит меня. Сначала я подумал, что королева обиделась на то, что я воспринимаю её как свою собственность и лишаю ее свободы выбора партнера.

Но потом понимаю: у неё нет никаких чувств к Липариту, она воспринимает его только как моего старшего друга, он для неё – естественное дополнение ко мне, и доставить приятное Липариту для непосредственной Лены – это способ доставить приятное мне. Мне становится стыдно. Ситуация осложнилась. В воздухе повисает невысказанное объединение двоих против меня одного, причем объединение моих же друзей, которые молчаливо упрекают меня за мою же собственную глупость.

Как вывернуться из этой сложной психологической ситуации?

За ошибки надо расплачиваться. И я решаюсь, уже вполне сознательно, как бы продолжить сцену ревности, а на самом деле, чтобы в одиночестве собраться с мыслями, встаю и без слов покидаю комнату.

На улице я с огромным удовольствием затягиваюсь сигаретой, чего избегал уже полдня, чтобы девушка не почувствовала моего табачного дыхания.

У входа в здание поёт и пляшет под гармонь весёлая толпа обитателей санатория. Они справляют праздник, как всегда, накануне. Моё появление встречают весёлыми возгласами, молодого контингента в санатории маловато, и женщины сразу вовлекают меня в круг. Я смеюсь, делаю знак гармонисту и отбриваю частушку собственного сочинения:

Частушка нравится, все дружно отбивают такт в ладоши:

Гуляющие вдохновляются, каждому хочется показать себя, и в круг вбегают новые артисты. Ядрёная, розовощёкая женщина, размахивая цветастым платком, задорно поет:

И вызывающе смотрит по сторонам, как бы спрашивая мужиков, кто же ей зашарашит на праздник?

Толпа со смехом опять бьёт в ладоши:

Я утешаю себя мыслью, что сделал приятное людям, и, под шумок, возвращаюсь в комнату. И вижу Лену и Липарита на балконе в самом развесёлом настроении. Оказывается, они оттуда наблюдали моё выступление и прониклись гордостью за своего представителя в народе.

Инцидент исчерпан.

Мы выпиваем ещё по разу, прихватываем с собой бутылку и закуску и выходим прогуляться. На юге рано темнеет. Толпа уже направляется со двора к морю, и мы устремляемся вслед за ней. На пляже я, естественно, решаю искупаться: ночное купание – моя слабость. Южанин отказывается:

– Лэтом будем купаться!

Лена порывается тоже сбросить платье, но вспоминает, что без купальника.

По «пьяне» и от восторга я заплываю в море так далеко, как не решился бы заплыть даже днём. Я почувствовал это, когда вдруг исчезли все прибрежные шумы и слышался только шелест волн. Я оборачиваюсь. Там, где, по моему ощущению, должен быть берег, не светится ни единого огонька. В затуманенной коньяком голове нет ни малейшего представления, куда плыть, чтобы вернуться назад.

Чувство самосохранения подсказывает, я плыву наугад и наконец утыкаюсь в прибрежную гальку. Но на берегу не видно ни одного строения, которое напоминало бы санаторный пляж.

Я иду по берегу, иду долго, приблизительно с километр, пока не различаю на пляже фигуры Лены и Липарита. Они бредут мне навстречу. Лена всхлипывает, а Липарит, укрыв её своим фирменным пиджаком и обняв за плечи, утешает. Меня они не видят, но до меня доносится его голос:

– Что ты, Лен? Успокойся, ты знала его всего один день!

«Козёл! – думаю я про Липарита. – Ты был бы рад, если бы я утонул! Уже уводишь девушку утешать в злачное коньячное место!»

Я делаю ход конём. Выскакиваю с пляжа на набережную и пробегаю далеко вперёд. Потом спускаюсь за пляжное ограждение и предстаю перед друзьями, как из-под земли. Эффект – потрясающий. Лена сбрасывает с плеч руки Липарита вместе с его же пиджаком и, рыдая, бросается мне на грудь. Она в неистовстве обнимает меня и целует, совершенно забыв про Липарита, причитает:

– Милый мой, родной, единственный!

Липарит, опешив, замирает, его гримасу невозможно описать, в ней всё: и удивление, и негодование по поводу моего внезапного воскрешения, и, одновременно, радость нового обретения друга, и сомнение по поводу искреннего страдания и радости девушки.

Позже он вспоминал:

– Я подумал, Дим, что ты, конечно, уже трахнул тогда эта девушка, зачем, иначе, она так страдала?

– Господи, затем, что это невинное, неиспорченное существо, а мы с тобой просто циники, – ответил ему я.

Мы выпиваем ещё коньяку. Липарит идёт домой, а я заворачиваю с Леной в парк «Ривьера», по направлению к гостинице «Кубань». Всю дорогу я пытаюсь своими поцелуями осушить её слёзы – целую глаза, каждое веко в отдельности, но молодая впечатлительная девушка, да ещё подогретая коньяком, всхлипывает и всхлипывает.

Издалека слышится музыка – крутой рэп. Мы подходим к круглому зданию дискотеки, над входом бегущие огни: «Супер Диско!». Толпится молодёжь.

– Лена! – слышим мы.

– Ой, девочки! Вы здесь?

– Парни привели. Знакомьтесь!

Девчонок на этот раз две, с ними двое парней, курят, девчонки тоже.

– Андрей! – представляется высокий худой чувак, лет двадцати пяти.

– Дима! – жму я ему руку.

– Джо! – говорит другой, помоложе. – Хочешь затянуться?

– У меня свои, – достаю я пачку «Честерфилда».

– У тебя не то!

– Очень то, Рейган раньше рекламировал.

– Попробуй наших! – и он достаёт из кармашка и суёт мне целую сигарету. Я разминаю её, «Джо» щёлкает зажигалкой.

С первой затяжки закашливаюсь.

– Крепкая? – спрашивает Андрей.

– Горькая! – отвечаю я и чувствую, что меня начинает шатать из стороны в сторону.

– Будь спок! Пройдёт! – успокаивает Джо.

– Наркота? – спрашиваю я.

– Наркота – это героин. А это планчик, марихуана по-научному.

– Всё равно наркота.

– Между прочим, с водки становятся алкашами за пару лет, а с плана никто ещё не свихнулся, – встревает Андрей.

– Да, я где-то читал про это, – вспоминаю я и уже без опаски затягиваюсь второй раз.

Становится стрёмно: кругом стоят не люди, а великаны, сигарета в руках кажется бревном, я сам будто приподнимаюсь в воздухе и растворяюсь, вижу всё кругом тысячью глаз и в радужном свете. Откуда-то издалека доносится Ленин голос:

– Не надо, Дима!

– Какая ты красивая! – восхищённо отвечаю я.

– Такой красавице грех кайф не ловить! – произносит Джо и суёт Лене сигарету.