Роузи Кукла - Гардемаринки-гарде!

Такая–то и такая. Университет, кафедра. Доцент, кандидат наук…. И далее не разборчиво и мелко. Вот это Кайф? Вот он, какой у нее оказывается? Можно сказать с научным подходом.

А свадьба идет своим чередом. Потом стихи, поздравления, подарки. Все как обычно, только вот никто не желает на этой свадьбе им детей!

Ну, что вам еще добавить? Вы уже поняли, где это я гуляю с Козой?

Она, как зашли, так и сказала, что это свадьба ее подруги. С которой, они вместе учились, какое–то время, куда–то и с кем–то ходили. Я слабо уже соображала, слушала и головой только, как слон кивала. Да, да, да!

Ну, а потом эти танцы! Тут и она, моя Лайф, подоспела, счастливая и меня за руку и потащила к ним, танцующим, обнимающимся и целующимся в танце.

Я с ней впервые. Почти протрезвела. Это от того, что сразу, как вышла вместе с ней, она меня за руку, а второй рукой мне на бедро и я ей так же. И только коснулась, как тут же на меня такое навалилось! Я ели ногами ворочала, вернее они не отрывались от пола. Мы стояли, переступали ногами, но я почему–то все не могла к ней прижаться. Отодвинулась телом, не могла соприкасаться и каждый раз, как я к ней и случайно касалась груди ее, своей, то ту же назад, потому с ней мы почти на месте топтались. А все вокруг не так. И не потому, что мало места, а от того что все так же как мы, парами. Кто с кем пришел, так и танцевали. Как сидели рядом и все так, кто со своими Кайфами, Лайфами и еще с кем–то, в ком я опрометчиво ошибалась и не за того принимала по привычке.

Я же, так как у меня работал селектор отбора нормальный и женский. Я же все мальчиков красивых отмечала. А их много. Одни нарочито грубы были и даже по одежде, а другие такие нежные, с горящими глазками и щечками раскрасневшимися. Ну, прелесть! Если на нормальный язык переводить их походку и жесты и даже то, как они смеются заразительно приятно, зубки свои ровные, белые обнажая. И тут я поняла, что у меня, под их воздействием от всего этого, мой сектор, который селектор и отвечал, за выбор партнера покачнулся! Ну, тот, который всегда правильно мне помогал ориентацию в мире призывных улыбок и смеха, выбрать, тут, словно взбесился и кажется, сбился!

Бр…! Сатана! Изыди! Чертовщина какая–то!

Я уже сама становлюсь одной из них. Как Коза мне сказала? Что это у них сейчас? Шабаш! А ведь точно, шабаш ведьм безусых и с ума сошедших трансов и баб. А я тут причем?

Музыка громко, голоса радостные как будто издалека. У меня что–то со слухом, подумала и пока обвожу вокруг глазами, то уже поняла, что я так наклюкалась напрасно. Меня уже мутит.

Ели отрываюсь от цепких рук Зойки и в туалет. Она следом. Я ей.

— Нет, нет! Я сама.

— Я помогу тебе.

— Нет, Зойка, уйди, я сама. Ой, мама!

Хорошо, что на мне брючный костюм. В нем на коленях удобно стоять. И когда я, извергая из себя то, что пила, то и сознание ко мне приплыло.

Ну, что же это я? Я, что, дебильная? Ну, да! А раз так, то вот тебе! И снова два пальца глубоко в рот.

В дверь стучат. Все время мое истекло. Аккуратно сливаю водичку, и выхожу. И что же я вижу?

Веселье в полном разгаре! На кухне толпится народ, что–то режет, пьет, жует, курят. Смеются какому–то пошлому анекдоту, я не хочу ничего. В коридоре стоят, прижимаются, так плотно, что я вижу, как не только губы, но и ноги их переплелись. И руки тело подруги терзают. Мне бы где–то приткнуться. Кто–то мне в руки чашку с горячим чаем.

— Пей! Полегчает.

Пью, но мне наоборот. Сознание возвращается и не только не полегчало, а мне просто тошно! Мне надо, нет мне просто необходимо на выход!

Развернулась, чашку куда–то приткнула, и уже сделал шаг спасительный к двери входной, как тут ее голос.

— Ты, куда?

— Выйти хочу, подышать. А то там курят и мне снова тошно. — Вру ей и для убедительности ей в глаза по–доброму смотрю.

— Ну, хорошо. Только ты ненадолго, сейчас будут петь песни и стихи свои читать. Это интересно, ты обязательно их должна послушать. Ну, давай, дыши! Помни, я жду!

Сейчас! Дождешься ты меня!

И уже на лестничной клетке меня спрашивают.

— Эй, подруга, закурить не найдется? Жаль, а вот девочка ты симпатичная? Сбрось телефончик или как?

— Да, сейчас я. Подышу воздухом.

— Будем знакомы. Меня Манок, а ее… — Наклоняется к уху и шепчет такой матюг, что даже мне не прилично становиться. При этом она меня обдает запахом перегара и курева.

— Прикольная кликуха? Как тебе…… — И снова пытается мне на ухо.

Но я уже не могу видеть их всех и не слышу, потому, что уже не иду вниз по лестнице, а бегу от всех их, этих ведьм, кастратов природных, перепрыгивая сразу по нескольку ступеней к разу. Причем, что примечательно, что так я потом, как не старалась, но на высоких каблуках у меня никогда так не получалось. И я уже с радостью.

— Ну, все! Слава богу!

Прыг, скок! И тут, бац, каблук на бок! И я с ходу, по лестнице, только успела подумать.

— Я же уже на улице, на свободе! Мама!

Рухнула, слетаю с ног, пытаюсь схватиться за перила, но больно ударяюсь спиной и с лета бум, головой. Все! Больше ничего.

Вот тебе ведьма! Поделом! — Последнее, что у меня в голове. И слабо так всплыло оправдание всего.

— А я ведь хотела, нет, я уже слетела от них.

— Ну, да! Как ведьма, на метле!

— Больно?

— Да, ничего, можно терпеть.

— А у меня тозе, сиська на голове!

— Где, где? — Смеюсь. — А ну покажи?

Мальчишка доверчиво и смешно наклоняет свою белявую головку, и я его целую куда–то в такую, пахнущую невинностью и молочком теплую кожу на голове.

— Полегчало? — Он кивает головой, а потом.

— А тебя как звать?

— Саська!

Теперь понятно, почему она у меня, сиська, перекочевала с привычного места, на голову.

Следом за ним, из–за двери, вторая головка и точно такая же, как у Сашки, белокурая и такие как у него глазки, чистые, ясные.

Боже, да это же ангелы прилетели!

— Сашка, нельзя! Тебе же сказали?

Но Сашке, я определенно понравилась. Тем более, я, ему мандаринку сую, в его маленькую ручку. И он, не обращая на всех внимание, ее очищает. Сначала кусает зубками, а потом и руками.

— Ну, как? Вкусно? — Он головой кивает согласно и стоит совсем рядом.

— А тебя как зевут? — Спрашивает, а сам кусает мандаринку и сок у него бежит тонкой струйкой по подбородку.

— Маринкой!

— Малинкой? — Переспрашивает.

И меня так умиляет его детская непосредственность, я словно взмываю ввысь, с этим новым и вкусным именем. И только теперь осознаю, что мне всеми фибрами своей души так и хочется, чтобы я стала, хотя бы для него одного, но Малинкой. А что? Малинкой, как ягодкой быть хорошо!

— Санька, а ну отстань, иди назад! — Это теперь уже она.