Анаис Нин - Шпион в доме любви

Потом я предложила Роже:

— Пойдем на улицу.

Мне снова захотелось выйти в темноту. Мы шли медленно и осторожно. Так мы дошли до арабского ресторана, который мне нравился, и заглянули в него. Посетители сидели за низенькими, расставленными по кругу столиками, а полная арабская женщина танцевала.

Когда мужчины давали ей денег, она прикрепляла бумажки к груди и танцевала дальше. В тот вечер здесь было полно солдат, опьяневших от тяжелого арабского вина. Танцовщица тоже была навеселе. На ней никогда не было много одежды, несколько легких прозрачных юбок да пояс, а теперь юбки были открыты спереди, и когда она танцевала танец живота, можно было видеть, как танцуют волосы на ее лоне, а полные кожные складки дрожат.

Один из офицеров предложил ей десятифранковую монету и сказал:

— Посмотрим, сможешь ли ты подобрать ее своей киской.

Это ничуть не смутило Фатиму. Она подошла к столику офицера, положила деньги на самый краешек, раздвинула ноги и сделала незаметное движение, как будто танцуя, так что кончики ее срамных губок дотронулись до монеты. Сначала она все никак не могла за нее ухватиться. Пробуя, она издала ртом всасывающий звук, заставивший солдат возбужденно рассмеяться. В конце концов ее губки напряглись вокруг монетки настолько, что Фатима смогла ее подобрать.

Танец продолжался. Молодой араб, игравший на флейте, пожирал меня глазами. Роже сидел рядом со мной, но был полностью поглощен танцовщицей и тихо улыбался. Взгляд араба по-прежнему жег меня. Я чувствовала его кожей, как поцелуй или клеймо. Все были пьяными, все пели и смеялись. Когда я встала, араб тоже поднялся. Я не совсем отдавала себе отчет в том, что делаю. При выходе находилось маленькое темное помещение, куда вешались пальто и шляпы. Девушка, отвечавшая за гардероб, сидела сейчас вместе с солдатами. Я вошла в комнатушку.

Араб понял. Я ждала среди пальто. Он положил одно из них на пол и уложил меня сверху. В приглушенном свете я видела, как он извлекает замечательный член, гладкий и красивый. Такой красивый, что я захотела взять его в рот, однако он мне не позволил это сделать. Араб сразу же вложил мне его в лоно. Член был очень теплым и твердым. Я испугалась, что нас заметят, и хотела, чтобы араб поторопился. Я была так возбуждена, что тотчас же кончила, тогда как араб продолжал неутомимо меня пронзать и вдавливать в пол.

За своим пальто из зала вышел полупьяный солдат. Мы не шевелились. Он забрал его, не заходя туда, где лежали мы. Араб долго не кончал. В его руках, пенисе и языке была какая-то сила. У него все было сильным. Я ощущала, как его член увеличивается и теплеет, пока кончик не достал до матки с такой мощью, что чуть ли не поцарапал ее. Он двигался взад-вперед в одном ритме, никуда не торопясь. Я запрокинулась и перестала думать о том, где мы находимся. Я думала только о его твердом члене, скольжение которого было ритмичным и гипнотизирующим. Не меняя ритма, он кончил, как струя в фонтане. Он не вынул член, и тот продолжал оставаться твердым. Он хотел, чтобы я кончила еще раз. Однако посетители уже начали расходиться из ресторана. К счастью, пальто попадали на пол, и мы оказались под ними как в шалаше. У меня не было ни малейшего желания двигаться. Араб спросил:

— Мы еще увидимся? Ты такая нежная и красивая. Мы еще когда-нибудь увидимся?

Роже искал меня. Пока я сидела и поправляла одежду, араб исчез. Уходивших стало еще больше. Ресторан закрывался в одиннадцать. Посетители решили, что я гардеробщица. Когда Роже нашел меня, я уже протрезвела. Он вызвался проводить меня домой и сказал:

— Я видел, как на тебя глазеет этот араб. Будь осторожна.

Марсель и я шли через мрак, заходя в кафе, где при входе нужно было раздвигать тяжелые темные гардины. От этого у нас возникало ощущение, как будто мы входим в подземный мир или в город, где живут демоны. Черный, как нижнее белье парижских проституток или чулки танцовщиц из канкана, широкие черные подвязки для женщин, созданных самыми сумасшедшими капризами мужчин, с маленькими черными корсетами, подчеркивающими груди и поднимающими их навстречу мужским губам, и черные сапоги, о которых читаешь в сценах порки из французских романов. Марсель весь дрожал от желания. Я спросила его:

— По-твоему, существуют места, вдохновляющие на занятие любовью?

— Определенно существуют, — ответил он. — Так мне по крайней мере кажется. Как тебе захотелось заняться этим на моей постели со шкурами, так же и мне всегда хочется любить в местах, где на стенах висят ковры или драпировки, отчего возникает ощущение, будто ты в матке. Мне всегда хочется заниматься любовью там, где много красного и много зеркал. Но больше всего меня возбудила одна комната, которую я видел недалеко от бульвара Клиши. Как ты знаешь, там живет знаменитая шлюха с деревянной ногой, от которой многие приходят в восторг. Она всегда меня восхищала, потому что я был уверен в том, что никогда не заставлю себя лечь с ней в постель. Я был убежден, что стоит мне взглянуть на ее деревяшку, как я испугаюсь.

Человеком она была жизнерадостным, улыбчивым и симпатичным. У нее были обесцвеченные волосы, однако брови были черными и кустистыми, как у мужчины. Над верхней губой пробивался мягкий пушок. До того, как она обесцветила волосы, она наверняка была смуглой, пышноволосой девушкой с юга Франции. Собственная нога у нее была сильной и мошной, а тело довольно красивым. Однако я не мог заставить себя обратиться к ней с вопросом. Глядя на нее, я вспоминал картину Курбе [36] Гюстав Курбе (1819–1877) — французский художник, участник Парижской Коммуны , которую мне однажды довелось видеть. Это было живописное полотно, заказанное одним богачом и изображавшее женщину в момент совокупления. Будучи великим реалистом, Курбе запечатлел ее половой орган и ничего больше. Руки, ноги и голову он опустил. Он изобразил торс с тщательно выписанным лоном, искаженным страстью и обхватившим член, торчащий из очень черных зарослей. И все. У меня было ощущение, что с той проституткой происходит все точно так же: клиент думает только о ее влагалище и старается не смотреть ни на ее ноги, ни на что-либо другое. Может, это кого и возбуждало. Я стоял на углу улицы и размышлял, когда навстречу мне вышла другая молоденькая проститутка. Молоденькая шлюшка — зрелище в Париже довольно редкое. Она разговаривала с той, у которой была деревянная нога. Начался дождь. Юная проститутка сказала:

— Я вот уже два часа брожу под дождем. Туфли мои стоптались, и ни одного клиента за все это время.

Я вдруг ее пожалел и сказал:

— Вы не откажетесь выпить со мной чашку кофе?

Она спросила:

— Вы чем занимаетесь, художник?

— Я не художник, — ответил я. — Но сейчас как раз стоял и думал об одной недавно виденной мною картине.