Ида Кайзер - Возможная Жизнь

Увидев ее, – самую прекрасную и красивую женщину, которую только можно вообразить – мое сердце забилось так сильно, что, казалось, я могла его слышать. Радость и волнение вместе с кровью теперь циркулировали по венам. Хотелось подбежать к ней и обнять так крепко, насколько я была способна это сделать. Но мое воспитание не позволяло быть настолько не сдержанной в своих порывах. Хотя, по правде, меня не остановило бы даже предстоящее наказание, если бы я знала, что сама Эвелин не была бы против. Но она была. И поэтому я осталась стоять на месте, переминаясь с ноги на ногу и перебирая пальцами ткань юбки своего сарафана.

Представляю в своей голове, как выглядели мои глаза, когда я умоляла ими, чтобы она посмотрела на меня, чтобы подошла и дотронулась. Но мольбы так и остались не замеченными. Поприветствовав Грейс, Эвелин сказала, что у нее есть серьезный и безотлагательный разговор к ней, потому-то она и прилетела так внезапно. Но выражение лица герцогини Девон ясно давало понять, что оправдания не послужили достаточным извинением. Тем не менее, она жестом пригласила ее войти в свой кабинет, и они закрылись там на ближайшие два часа.

Я же все это время провела в гостиной напротив, сидя на софе с выпрямленной спиной и изящно сложенными руками на ногах, как учила меня герцогиня. Ожидание казалось вечностью, но я должна была с достоинством вынести его, не нарушая при этом правил.

В попытке отвлечься, я стала размышлять о возможной причине этого визита.

Эвелин никогда не была со мной нежной и любящей. Холод и презрение, которое источали ее мимолетные взгляды, обращенные на меня, заставляли чувствовать себя очень маленькой и незначительной. От этого мне было очень грустно, но даже так, я продолжала мечтать о мгновениях, когда она приезжала и замечала меня. И порой, боковым зрением, я чувствовала что-то иное в том, как она смотрела на меня. Было знакомое чувство давящей тоски, которое не покидало нас обеих. И я цеплялась за эту ниточку продолжая спрашивать себя, почему она не может любить меня, когда я так сильно нуждаюсь в ней? Когда мое сердце переполнено трепетом и восхищением? Переполнено любовью…

И поэтому я точно знала, что приехала она по своим личным делам, никак не связанными со мной.

Но вот двери кабинета распахиваются, и из них выходит Эвелин. Она смотрит прямо на меня, и я немного теряюсь, потому что она впервые улыбается мне.

Становится не важно, что улыбка переполнена самодовольством (словно она только что одержала победу). Имеет значение только то, что это первый раз, когда…

Я плачу. Плакала тогда и плачу сейчас. Ком стоит поперек горла, не давая мне нормально вздохнуть. Но я должна продолжить. Должна объяснить.

После той первой улыбки, Эвелин подходит ко мне и проводит двумя пальцами по всех длине моего локона волос, вызывая трепет и ответную улыбку. Не помню, когда испытывала себя настолько счастливой прежде!

«Завтра мы уезжаем. Теперь ты будешь жить со мной» - говорит она.

Не задумываясь, я бросаюсь к ней, обхватываю ее талию своими руками и прижимаюсь щекой к животу, который когда-то был моим пристанищем.

«Спасибо, мамочка» - забыв о запретах, я обращаюсь к ней так, как всегда желала.

«Мама, мама, мамочка!» - я готова повторять это слово тысячу раз, а затем еще тысячу. Но оказалось, это был не предел тому счастью, которое я испытала. Эвелин, теперь уже мама, сказала мне, что в следующем месяце выходит замуж, и человек по имени Адам Андроус готов дать мне не только свою фамилию, но и стать мне настоящим отцом.

И вот та причина, из-за которой я не могу найти себе места. Причина, из-за которой мое сердце сжимается, а тело бьет крупной дрожью.

Семья. У меня будет настоящая семья! И сразу двое родителей… Неужели я заслужила, чтобы мои мечты были исполнены?

«Мечты были исполнены» – эти финальные строки сильнее всего причиняют боль.

Эта девочка, которая жила когда-то в ней не только не стенала на уже тогда не легкую жизнь, но и с надеждой стремилась туда, где познала настоящий ад. Ад, который только начинался для нее.

Я знал, что Габи не была как все дети. Но думал, это было из-за того, что ей пришлось вынести от Грейс и пережить в доме Андроуса. Но прочитав запись номер один, меня одолели сомнения. Человек, чьей рукой были написаны эти строки, был совершенно другим, нежели которого встретил я. Только вот те проницательность и зрелость, несоответствующие возрасту, присутствовали еще тогда. Словно это было чем-то врожденным. И это пугало. Разве одиннадцатилетнему ребенку положено так думать и действовать?

Остаток ночи, я провел за страницами дневника, который не походил ни на один другой дневник. Он описывал три года из жизни Габи, до того самого момента, как она решилась отдаться в руки Лафара. Эта тетрадка подарила мне столько много новых сожалений, что их можно было прировнять к уже имеющимся. Я не успел. Не успел познакомиться с девочкой, которая была как небесный дар: светлой, чистой, всепрощающей, любящей не смотря ни на что и, конечно же, с той, у которой еще не была отнята невинность души самым мерзким из способов.

Она любила. В свои малые годы она любила так, что это было тяжело понять даже взрослому мужчине. Николас. То, что она испытывала к нему… То, что было между ними – я не мог вообразить подобного! Но еще более невообразимыми были поступки Адама. Теперь вся история раскрылась для меня. Я понял смысл каждого слова, которое произносила Габи. Понял, о какой тьме шла речь. О каких грехах…

Уродство. Одиночество. Нескончаемые мучения. Я ощущал это. Пропустил через себя. Слезы застилали глаза, а сердце кровоточило по тем, кого заставили так страдать.

Закрыв и отложив дневник, я поднялся на ноги и подошел к окну, чтобы встретить новый день и очередной восход солнца, который неминуемо сменится его заходом. Я был опустошен. Я не знал, как мог дальше что-то требовать от нее или же просто просить. Он, она…

-Ох, Лео! – повернувшись, я увидел Габи, которая смотрела на некогда свою собственность. – Ты не должен был знать всего этого – она хотела защитить меня хотя бы от этой правды. Но не получилось. И поэтому она страдала. В очередной раз ее глаза плакали.

-Как ты смогла все это вынести? Как он смог? – обернув себя руками, она позволила нескольким слезам упасть на пол.

И я заметил это. То, в каком виде она вернулась от него. На ней был одет лишь один мужской свитер, открывающий одно ее плечо и прикрывающий чуть выше от середины бедра. Она была босиком, а волосы свободно спадали по плечам и спине. Следы от зубов на шее и ключице, опухшие губы с засохшей кровью – не оставалось сомнений, чем она занималась ночью.