Пэм Годвин - Грязные связи

Блядь, я уважал это. Я был один всю свою жизнь, за исключением Бенни. Находиться здесь, и есть французские тосты — которые приготовил мой брат — и обсуждать будущее «Тренчент», было чертовски сюрреалистичным. Я хотел, чтобы Колин был в ее жизни. Наших жизнях.

Не расплетая пальцев одной руки, Кэси обвела второй рукой твердые черты его челюсти и надавила на ямочку на подбородке.

— Ты не убийца. Ты — не они. И, Господи, Колин, мы говорим о наших родителях. Нашей семье. Нельзя просто отдать приказ об их казни и уйти, прокручивая это потом снова и снова в своей жизни.

Его взгляд обратился ко мне. Я рассказал ему об убийствах, которые совершал, но на тот момент он уже был переполнен багажом преступлений его семьи. Колин теперь не выказывал мне осуждения.

Может, любопытство?

Сказались ли жизни, которые я отнял, у меня на лице?

Стали ли они тенями в моих глазах? Задумывался ли он о том, что то же самое случится с ним? Если он прольет кровь своей семьи, заберется ли это ему в душу и будет ли преследовать в самых темных уголках, до которых он даже не сможет достать?

Я оправдал каждую смерть, которую принес, но сможет ли Колин сделать то же самое?

Я знал о существовании у меня брата с тех пор, как мне исполнилось тринадцать — с ночи убийства моей матери после того, как я нашел ее дневник. Но я не знал его. Так что за два часа я наблюдал за ним так же, как и он наблюдал за мной, оценивая его и ища сходство.

Он унаследовал внешность матери, итальянская кровь нагло кричала в черном цвете его волос и оливковой коже. Его острые скулы и узкое лицо были более аристократическими. Его прямоугольная челюсть может и напоминала мою, но общие черты его лица — то, как он утонченно держался, его харизма, его замысловатая рубашка и штаны — все это было предназначено для камеры. Не для убийства.

— Она права, Колин, — я взял кофейник и принес его к столу. — У тебя нет мозолей. Нет загрубелых тканей, которые уже никогда не исцелятся. Ты не видел, как в тринадцать лет убивают твою мать. — И не ты спрятался под кроватью, и не сделал ничего, чтобы остановить это. Я наполнил их чашки, подавляя дрожь в моем теле, и поставил кофейник на стол. — Убийство не является частью тебя. Я сам с радостью сделаю работу, но твое согласие на это будет равно тому, будто бы ты сделал это своими руками.

Что-то смягчилось в его глазах. Может, понимание, но я не знал его так хорошо, чтобы быть уверенным наверняка.

Я сел возле Кэси, и моя рука машинально направилась к ее волосам в поисках комфорта между ее прядей. Колин следил взглядом за моими движениями, выражение его лица прочитать было невозможно.

Кэси наклонилась ко мне и опустила руку на бедро, поглаживая кожу моих штанов.

— Мы не станем их убивать.

Колин уставился на окна позади меня. На горизонт? На облака? Кто, блядь, знал? Он держался пальцами за чашку, словно за свою жизнь.

— Если я сдам их копам, мой отец убедится, что я пойду вместе с ними.

Он потер бровь, будто предупреждая головную боль.

— Мы можем бороться против него.

Брови Колина сошлись на переносице, пока он метался взглядом между мной и Кэси.

— Доказательство, которое отец хранит против меня… Оно не куплено.

Тошнота скрутила все внутри меня, и Кэси рядом со мной напряглась.

Он сглотнул, а на лице отразилась боль.

— Ты помнишь Брэда? Артиста из «СоХо»?

Она сжала руку на моем бедре и поморщила нос.

— Старого бойфренда? Около… восьми лет назад?

Прошлой ночью она рассказала мне многое о своей жизни, включая детали отношения к сексу ее и Колина. Как бы тяжело мне не было слушать о любовниках, которых она делила со своим мужем, я был благодарен ей за честность.

Это дало мне новое понимание ее одиночества. Первой мысль было то, что этот Брэд делил постель с Кэси и Колином. Но они женаты только семь лет, и она, казалось, не помнила его.

Колин кивнул в ответ.

— Одной ночью мы подрались, — он перестал качать коленом. — Он ударил меня. Я ударил в ответ. Он ударился головой… — Колин запустил руку в волосы, и колено снова начало покачиваться, пока он пытался посмотреть ей в глаза. — Он ударился головой о стену под странным углом. Я думал, я убил его.

Блядь. Я бы мог посвятить ее в остальное, но Кэси сделала это за меня.

— Ты попросил помощи у Трента, не так ли? Только он тебе не помог, — ее голос стал на тон ниже, а рука без устали скользила по моему бедру. — Он закончил начатое, и использовал это как угрозу против тебя с того дня. Я права?

Он встал и принялся расхаживать по кухне, сплетя пальцы на макушке. Его глаза были похожи на глаза призрака.

— Он появился в моей квартире с мужчиной, которого я никогда прежде не видел. И тогда я понял, что Брэд все еще был жив, — хватаясь руками за гранитную столешницу, Колин уставился за окно расфокусированным взглядом. — Мужчина пристрелил Брэда, как только они вошли. Они избавились от тела. Остальное ты знаешь.

В желудок словно свинца налили. Это было убийство, с которым Колин был безоговорочно связан. Это была его квартира. Его любовник. Но на курок нажал наемный убийца Трента. И, вероятно, есть какое-то купленное доказательство, которое указывало на Колина.

Какого хера Тренту нарываться на проблемы? Я встал и прошел через открытую дверь кухни в гостиную. За окнами солнце освещало красоту города, накрывая своими лучами реку и синеву глубокой воды.

День наполовину закончился, а мое напряжение не спадало. Я хотел, чтобы было принято решение, разработан план, чтобы будущее с моей девочкой могло начаться. Но сначала мне нужно отрезать все обходные пути.

— Как бы сильно твои родители не были обеспокоены тем, чтобы сохранить твою сексуальную жизнь в секрете, новости о том, что любимый комментатор «Тренчент» — гей, будет гораздо хуже.

Сладкий аромат Кэси достиг моего носа прежде, чем ее руки скользнули по моей талии поверх футболки.

— Моей матери не плевать на имидж, но мама Колина презирает то, что ее сын — гей. У каждого из наших родителей свои планы, но Трент жонглирует их требованиями, чтобы оставить их счастливыми и верными. В итоге ему насрать на имя «Тренчент» или тех, кого трахает Колин. Он рискнет скандалом, лишь бы удержать в своих руках власть и тех, кто в ней находится.

Людей, таких как Кэси и Колин, которых он контролировал всю жизнь. Мое тело воспламенилось, а пальцы напряглись. Я хотел выбить из него дерьмо настолько сильно, чтобы он встал на колени, хныча и умоляя прежде, чем я покажу ему власть пятнадцатисантиметрового лезвия. Этого не случится, но у меня осталось еще одна мысль, которой я не поделился.

— «Timex», которые тебе передали в клубе, были от меня.

Кэси обошла вокруг меня. В следующий миг она стояла возле окна, и синева ее глаз метала тысячи вопросов. Блядь, удерживая нижнюю губу зубами и с золотом в ее волосах, которые блестели против яркого неба, и изгибом ее груди в этой узкой футболке, она была прекрасна настолько, что от этого останавливалось сердце. Огонь полыхнул в ее глазах, когда она ткнул пальцем мне в грудь.