Маркиз де Сад - Жюльетта. Том II

— Ваше сомнение оскорбляет меня, мадам, — с достоинством ответил я, — и мне горько и больно слышать, что оно исходит от принцессы.

— А вдруг у вас появится повод пожаловаться? Вдруг в сегодняшней церемонии вам предстоит только роль жертвы?

— Я буду гордиться этим, мадам, и от этого молчание мое не будет менее надежным.

— Такой достойный ответ избавил меня от необходимости настаивать дальше, но я обязана строго выполнить приказ, поэтому мне требуется ваша клятва, сударь.

Я поклялся.

— Я хочу добавить, что если, не дай бог, вы не сдержите слово, вас ждет самая скорая и самая мучительная смерть.

— Мадам, — запротестовал я, — эта угроза излишняя, и то, как я выполнил ваше требование, должно было убедить вас в этом.

Но Эмма исчезла из комнаты, так и не услышав эти слова, и четверть часа я оставался наедине со своими мыслями.

Она вернулась вместе с Софией. Их вид и их состояние подсказали мне, что эти стервы только что бурно ласкали друг друга.

Эмма предложила мне раздеться.

— Вы же видите, что на нас ничего нет, — добавила она, заметив мои колебания, — или вы испугались двух обнаженных женщин?

Она помогла мне снять все одежды, вплоть до носков, и подвела меня к широкой скамье, на которую мне пришлось встать на четвереньки. Тут же раздался металлический щелчок, и вдруг все четыре мои конечности оказались зажаты железной хваткой, откуда-то снизу выдвинулись три острых лезвия; одно уперлось мне в живот, два — в бока, и я оказался в таком положении, что не мог пошевелить ни одним мускулом. Взрыв хохота был ответом на мои встревоженные взгляды, но всерьез я забеспокоился, когда увидел, что обе женщины взяли в руки длинные многохвостые плети с железными наконечниками и приблизились ко мне с угрожающим видом.

Через двадцать минут флагелляция закончилась.

— Иди сюда, Эмма, — позвала София свою наперсницу, — будь умницей и поласкай меня рядом с нашей жертвой: я люблю совмещать любовь и ужасы. Давай разогреем свои куночки перед этим несчастным, радость моя, и полюбуемся, как он будет извиваться, видя наш оргазм.

Эта бесподобная шлюха королевских кровей позвонила в колокольчик, и перед ней предстали две пятнадцатилетние девочки красоты неописуемой; они быстро сбросили с себя одежду, разложили передо мной подушки, на которых лесбиянки в течение часа предавались скотским удовольствиям: то и дело то одна, то другая, извиваясь, подползали почти вплотную к моему лицу, провоцируя меня своими прелестями, наслаждались произведенным эффектом и громко смеялись над моей беспомощностью. Как легко догадаться, главную роль в этой бесстыдной драме играла София: все действо было направлено на нее, все происходившее служило утолению ее похоти, и я, признаться, был поражен таким опытом, таким искусством и таким бесстыдством столь молодого создания. Как и каждая женщина, имеющая слабость к своему полу, она изнемогала от восторга, когда ей облизывали влагалище, и сама, с неменьшим восторгом, сосала ту же часть тела своих наперсниц. Но принцесса не ограничивалась этим: она заставляла сношать себя сзади и спереди искусственным фаллосом и платила услугой за услугу. Когда же возбуждение блудницы достигло предела, она сказала:

— Пора приняться за этого мерзавца.

В руках моих мучительниц — теперь их было уже четверо — снова появились хлысты. Первой в атаку двинулась София, выдав мне пятьдесят сильных ударов и сохранив невероятное спокойствие в продолжение экзекуции. Она несколько раз прерывала ее, наклонялась ко мне и жадно смотрела в мои глаза, ища в них признаки жестокой боли, которую мне причиняла; закончив свое дело, она устроилась прямо перед моим лицом, широко раскинула бедра и принялась мастурбировать, приказав остальным бить меня изо всех сил.

— Одну минуту, — сказала она, когда я насчитал около двухсот ударов, — я заберусь под него и буду сосать ему член, а вы продолжайте, но расположитесь так, чтобы одна из вас могла лизать мне клитор, а двоих я буду ласкать руками.

Исполнительницы заняли свои места; начался новый спектакль и… возбуждаемый сыпавшимися на меня ударами и горячими губами и языком принцессы, я не выдержал и трех минут и заполнил ее рот своим семенем; она проглотила его и быстро выбралась из-под меня.

— Эмма, — крикнула она, — он восхитителен, он сбросил в меня свой пыл, и теперь я должна достойно отблагодарить его.

С этими словами она вонзила в мой зад солидный фаллос, впиваясь губами в вагину то одной, то второй девушки, в то время, как третья прочищала ей влагалище таким же инструментом, какой терзал мой задний проход.

— Теперь можете развязать его, — скомандовала юная Мессалина, наконец почувствовав, что не может больше сдерживаться. — А ты, Боршан, иди сюда и целуй меня в благодарность за то, что я дала тебе неземное блаженство. Кстати, я редко отношусь к мужчинам с такой снисходительностью. Бедняга! Все, что с тобой сейчас произошло, надо отнести на счет твоей ребяческой скромности. Подумай сам: ты спал со мной уж и не знаю сколько раз и всегда довольствовался лишь моей куночкой, как самый распоследний идиот, и в твою тупую голову ни разу не пришла мысль, что у меня имеется и жопка. Это вообще ни на что не похоже.

— У меня было такое желание, мадам, но робость меня останавливала.

— Жаль, очень жаль; в твоем возрасте скромность непростительна. Но не будем ворошить прошлое. Теперь ты можешь исправить свою оплошность, на время позабыть о моей вагине и уделить внимание моей заднице. — При этом она повернулась ко мне спиной и, наклонившись, продемонстрировала мне свои ягодицы. — Красивая попка, не правда ли? Смотри, какая она гладенькая, какая нежная и как жаждет тебя, так что спеши, Боршан, забирайся туда. Возьми его член, Эмма, и вставь сама куда следует.

В ответ я осыпал тысячью поцелуев этот поистине роскошный зад, и мой орган, направленный рукой Эммы в маленькую уютную норку, скоро убедил Софию в моем горячем желании исправить прошлые ошибки.

— Погоди, — остановила меня принцесса, — я хочу теперь быть твоей рабой; я влезу в эту машину, где страдал ты, и буду в твоем распоряжении; пользуйся своими правами, мой султан, и отомсти мне. (Железные скобы защелкнулись на кистях ее рук и на лодыжках.) Не жалей меня, прошу тебя, примерно накажи меня и за разврат, и за жестокость.

— Ах ты, содомитка! — зарычал я, восхищенный ее вкусами. — Да, я мечтаю выпороть тебя и предупреждаю, это будет ужасная порка.

— Надеюсь, ты будешь делать это от всей души, — заметила она. — Пощупай мою жопку, как она сверкает и взывает, и просит кнута.

— Вот тебе. — И я нанес первый свистящий удар. Пока я «от всей души», как она выразилась, терзал ее ягодицы, любезная Эмма стояла передо мной на коленях, жадно сосала мой инструмент, а две девочки лобзали мне задницу. Когда холмики Софии превратились в нечто липкое и красное, мой разъяренный член вошел в ее анус по самый корень и утешил принцессу за все страдания.