Елена Арсеньева - Фиалки для прекрасной актрисы (Адриенна Лекуврер – Морис де Сакс – герцогиня де Буйон. Франция)

– Не трудитесь врать, – слабо усмехнулся де Сакс. – Я и сам все знаю. Со мной кончено. Получив письмо, я сразу понял: за мной прибыл гонец с того света. Это мне за Адриенну… О ревность, губительная ревность… Все по справедливости! Я получил то же, что получила она.

– Что-что? – переспросил Сенак, который служил у маршала лишь последние несколько лет и очень многого не знал о его жизни. Однако Мурэ, который знал все, не смог сдержать дрожи в руках и едва не выронил миску, куда врач бросал комки корпии, моментально напитывавшейся кровью. Но маршал не отвечал, промолчал и Мурэ. Поэтому Сенак решил, что у де Сакса уже начался бред. Какая-то ревность, какая-то справедливость, какая-то Адриенна…

Прошло четыре дня, во время которых по всей долине Луары, а потом и в Париже распространились слухи о том, что простуда маршала де Сакса осложнилась воспалением легких. И немедленно вслед за этим в королевский дворец пришла весть, что Морис Саксонский покинул сей мир.

– Какая пошлость! – скривилась мадам де Помпадур, которая прежде благоволила к де Саксу, но с некоторых пор почему-то (да черт их разберет, этих вздорных баб!) начала выказывать ему нерасположение. – Герой, забияка, воин – а умер в своей постели, словно старый подагрик!

Реплику не поддержал никто, даже король, который Жанне-Антуанетте Пуассон [3] Настоящее имя мадам де Помпадур. (Прим. автора.) не решался перечить всю свою жизнь. Люди чувствовали, что дело здесь нечисто, а кое-кто и доподлинно знал об истинных причинах внезапного «воспаления легких», сгубившего маршала. В Париже всегда все знают! Но присутствующие молчали, уважая не столько память де Сакса, сколько другой персоны, которая была замешана в дуэли. Ведь человеком этим был не кто иной, как принц Людовик-Франциск де Конти, военачальник почти столь же знаменитый, как сам де Сакс. Они были соперниками во всем, кроме любви: у обоих имелись более веские причины для взаимного недоброжелательства, чем какие-то юбки. Оба претендовали на польский трон, оба были секретными агентами Людовика XV, но придерживались диаметрально противоположных точек зрения на внешнюю политику Франции. Однако благородные господа такого уровня и с такими воистину государственными интересами редко отправляют друг друга на тот свет на дуэлях, даже свершившихся под покровом ночи. Обычно в ход идет яд, или кинжал тайного убийцы, или еще что-нибудь столь же романтичное. А дуэль… Нет, все-таки без юбки здесь не обошлось, а потому – cherchez la femme!

И нашел ее человек по имени граф де Гримм – один из тех самых братьев, знаменитых сказочников. Он был дружен с покойным маршалом и знал о нем почти так же много, как Мурэ. Но не все…

Итак, вездесущий де Гримм пронюхал, что некогда, много лет назад, у Мориса де Сакса был бурный тайный роман с принцессой Луизой-Элизабет де Конти, матерью Людовика-Франциска. Роман дошел до того, что Луиза-Элизабет махнула рукой на всякую осторожность и принимала любовника по ночам в своей спальне. Ну и однажды случилось то, что неизбежно случается в ситуациях такого рода. Во внеурочный час явился супруг, а дверь любовники, забывшие обо всем на свете и прежде всего об осторожности, конечно, не заперли. Морис выпрыгнул в окно, а Луиза-Элизабет пустилась в столь бурные объяснения с супругом, что он буквально несколько дней спустя скончался от серии тяжелейших сердечных приступов.

Тайна измены принцессы была сохранена. Искренне потрясенная всем произошедшим, она больше не встречалась с де Саксом.

Казалось, история их романа надежно погребена во тьме минувшего. Однако совершенно случайно (правда, некоторые умные люди уверяют, будто никаких случайностей на свете не существует) принц Людовик-Франциск в старом секретере обнаружил связку писем Мориса де Сакса, которые неопровержимо свидетельствовали об истинности его отношений с Луизой-Элизабет, почтенной матушкой де Конти-младшего. И вся ненависть к графу Саксонскому, которая терзала принца уже не первый год по другим, политическим мотивам, помутила его разум. Он был потрясен и разъярен тем, что узнал о собственной матери, однако и ощутил прилив радости, так как нашелся наконец повод если не убить ненавистного де Сакса, то хотя бы скрестить с ним клинки, чтобы, как выразились бы древние греки, умиротворить дух своего отца, который не смог-таки найти утоления своей жестокой ревности, коя и свела его в могилу.

Ну что ж, молодому принцу де Конти повезло: ревность его отца была-таки утолена. Дух его должен был умиротвориться на Елисейских полях, а может, в Тартаре – бог весть, где он пребывал на самом-то деле.

Итак, маршал Морис Саксонский умер, по официальной версии, от воспаления легких. Его тело перевезли из Шамбора в Страсбург и там, при колокольном перезвоне и пушечных салютах, предали захоронению в церкви Сен-Тома.

Старый слуга Мурэ неотлучно находился при останках своего господина до самых последних мгновений, когда тяжелая надгробная плита навеки отгородила маршала от мира. Мурэ по завещанию графа Саксонского осталась немалая сумма, позволявшая коротать век безбедно. Например, купить себе домик где-нибудь в плодородной долине Луары, обзавестись семьей… Однако большей частью полученных в наследство денег Мурэ распорядился очень своеобразно. Он немедленно из Страсбурга отправился в Париж и долго ходил там то по улице Маре, то по улице Бургонь, а потом заказал в церкви Нотр-Дам-де-Лоретт трехдневную службу за упокой души девицы Адриенны. Фамилию сей девицы он отказался назвать наотрез, но оплатил службы столь щедро, что нездоровое любопытство кюре пошло на убыль. Спустя три дня, после непрерывных молитв, курения ладана, поминовений, органных перепевов и колокольных звонов, Мурэ покинул Париж и отправился в Шамбор, чтобы прибиться к бывшему полку де Сакса и дожить свой век при нем. Он ехал со спокойной душой, почти уверенный, что в загробном мире умиротворена еще одна тень, воспоминания о которой терзали Мориса Саксонского на самом пороге смерти куда сильнее, чем боль от раны, нанесенной шпагою принца де Конти.

– Я не шляпник, а кровельщик, – иногда бормотал ее отец, и посетители шляпной мастерской старого Куврера пугались и называли его сумасшедшим, [4] Игра слов: Куврер – le couvreur – по-французски «кровельщик»; «шляпник» – le chapelier. (Прим. автора.) не понимая, что шляпник Куврер всего-навсего шутит. В конце концов он дошутился до того, что жители деревни Дамри, что в Шампани, начали ездить за головными уборами в близлежащий городок Фисме. Тогда семейство Куврер перебралось в Фисме, но шутить по поводу того, что он не шляпник, а кровельщик, глава семьи так и не перестал. В конце концов и жители Фрисме перестали хаживать в его мастерскую.