Елена Арсеньева - Несбывшаяся весна

Ольга, стараясь не смотреть на Братчикова (боялась, что догадается по глазам… глупости, конечно, а все равно было жутко страшно!), вбежала в туалет, который был неподалеку, выхватила из ведра коробку, сунула ведро под кран и открутила воду. Стояла, прижав коробку к груди. Куда ее спрятать? Достать пистолет и документы и рассовать по карманам? Ну да, и выйти на всеобщее обозрение с «ТТ» в кармане плотно облегающего халата…

Нет, выход единственный: за чугунный сливной бачок.

Она вскочила на унитаз, пристроила коробку. Вроде надежно. Не вываливается, и со стороны не видно. Это же ненадолго, всего на каких-то несколько минут. Подотрет пол и заберет коробку.

Она выключила воду и вышла из туалета. Братчикова, слава богу, уже не было.

Наталья Николаевна придирчиво смотрела, как она вытирает пол:

– Еще вот здесь. А вот, смотри, какая-то грязная тряпка валяется.

Что за темный комок лежит посреди коридора? Да ведь это рукавичка! Наверное, Ольга нечаянно выдернула ее из кармана, когда доставала платок.

Видел ее Братчиков или нет? Если видел… А он знал, что именно лежит в коробке? А может быть, Ольга с перепугу все напридумывала? И Братчиков не имеет никакого отношения ко всем этим страшным делам? Мало ли зачем ему понадобилось побывать в палатах!

Но сердце ныло, ныло…

– Так, – кивнула Наталья Николаевна, – а теперь пошли наверх. Он же небось по всему госпиталю наследил!

Ольга взглянула умоляюще.

– Ты что? – удивилась Наталья Николаевна. – Устала? Ничего, пошли, пошли!

Ольга принялась тереть ступеньки, потом пол на втором этаже, когда появилось спасение в лице тети Фаи. Оказывается, приехали артисты, которые должны были давать концерт в палатах для выздоравливающих.

Мигом забыв про Ольгу, Наталья Николаевна помчалась вниз.

Ольга – за ней. У нее был предлог забежать в туалет – поменять воду. О том, что на втором этаже тоже есть туалет, а в нем кран и вода, она предпочла забыть.

Выкрутила тряпку, выплеснула воду, достала коробку, сунула в ведро, замаскировала тряпкой, снова схватила швабру и бегом понеслась на второй этаж.

По коридору сновали какие-то люди, тявкала собачонка, тащили ящики, сундуки, пробегали девушки с ворохом воздушных одеяний в руках…

Ольга, ничего не видя, влетела в офицерскую палату, где были раздвинуты к стенам кровати, и сразу увидела, что простыня, занавешивающая кровать Полякова, откинута. Значит, здесь сейчас начнется концерт. Нет, похоже, сегодня Полякову будет не до концерта!

Она промчалась через палату и задернула простыню.

Поляков приподнялся на локте:

– Ольга! Ты…

Они смотрели друг на друга. Ольга быстро поставила ведро, склонилась над ним, осыпала мгновенными поцелуями. И тотчас высвободилась из-под его руки, обхватившей ее плечи:

– Нет. Не сейчас. Подожди. Тут такое случилось…

Она вынула из ведра коробку и раскрыла ее перед Поляковым, скомкала газеты и высыпала перед ним на одеяло пистолет и документы.

Он резко сел в постели, смотрел на все это, как ребенок, осыпанный подарками.

– Начинаем наш концерт! – послышался громкий мужской голос в палате. – Дорогие товарищи раненые! Сегодня для вас выступают артисты Энской областной филармонии – чтецы, танцоры, певцы и фокусники!

Раздались аплодисменты.

– В начале нашей программы артист государственного драматического театра Михаил Островский прочтет стихи товарища Арсения Тарковского «Наш тост», посвященные нашему дорогому вождю товарищу Иосифу Виссарионовичу Сталину!

Послышались аплодисменты, потом задушевный баритон:

Ни Ольга, ни Поляков не слышали ни слова.

Поляков недоверчиво посмотрел на Ольгу:

Островский читал стихи, а Ольга торопливо, захлебываясь словами, рассказывала обо всем, что случилось сегодня и раньше. Про Валентину, про горчичники, про Петра, про Братчикова, про парты, про следы, про рукавичку, которая была в коробке…

Тем временем стихи кончились, отгремели аплодисменты. Теперь заиграла музыка, а мужской голос задорно запел:

Поляков покачал головой:

– Братчиков? Черт! Во время разговора с Храмовым о том, кто помогал Новичку в госпитале, у меня мелькнула какая-то мысль… Я никак не мог за нее зацепиться, а теперь вспомнил: среди контактов Аболса был шофер госпиталя Братчиков! Теперь все сошлось. Однако надо все это спрятать, вдруг кто-то зайдет… – Он сунул документы и пистолет под подушку, и вдруг его осенило, Поляков обернулся к Ольге: – Постой! Ты что, подслушивала наш разговор с Храмовым?!

– Не весь. Кусочками, когда в коридоре никого не было, – призналась Ольга.

– Боже мой… – пробормотал Поляков. – Знаешь, я вдруг вспомнил, как на Рождество отец входил в мою комнату и высыпал мне на голову подарки. Книги стукали меня довольно чувствительно, один раз он чуть не пришиб меня коньками, и мама его отругала за это. Но я был в восторге! Сестра была еще совсем крошечная, ей пока ничего не дарили, а меня баловали страшно. Отец говорил: «На тебя все с неба валится!» Вот и сейчас – все на меня свалилось с неба. И любовь, и ты, и вот эти подарки…

– А кто был твой отец? – вдруг спросила Ольга. И ей показалось, она заранее знала ответ.

– Его звали Георгий Смольников. Наверное, ты слышала о нем от Милки-Любки?

– Ты ее знаешь? – ахнула Ольга.

– Мне рассказывал о ней Охтин. Это… Москвин.

Ольга зажмурилась.

– Мне все равно, – испуганно сказала Ольга, открывая глаза. – Мы с тобой два сапога пара!

– Об этом может кое-что рассказать один кожаный диван, – чуть улыбаясь, сказал Поляков, и Ольгу бросило в жар.