Сьюзен Филлипс - Только представьте…

Она почти не спала, каждую минуту ожидая появления дьяволов в белых балахонах, но ничего не случилось. Назавтра Магнус и Кейн работали бок о бок, очищая поле от кустарника. Страх мгновенно сменился жгучей ненавистью. Он не имел никакого права лезть в ее жизнь!

Вечером Кейн велел ей оставить бренди на столике за дверью библиотеки.

Темплтонская академия для молодых леди утопала в свежих весенних цветах. Камины прятались за пирамидами белых тюльпанов, на каминных полках стояли хрустальные вазы с букетами сирени. Даже зеркала были задрапированы гирляндами белоснежных азалий.

Глаза собравшихся в бальном зале гостей были устремлены на возвышение с очаровательной, увитой розами аркой, откуда должны были появиться выпускницы 1868 года.

Кроме счастливых родителей, сюда были приглашены члены наиболее выдающихся нью-йоркских семей. Ни одна из родовитых маменек не могла позволить своему сыну пропустить такое событие, как первый выход в свет девушек из Темплтона, и тем более выпускной бал: лучшего места, чтобы найти достойную невестку, в городе просто не существовало.

Мужчины помоложе излучали, беззаботную уверенность в себе, несмотря на то что у некоторых пустые рукава безупречно скроенных фраков бессильно свисали с широких плеч, а многие, еще не отпраздновавшие свой двадцать пятый день рождения, тяжело опирались на трости. Бумажники холостяков постарше лопались от прибылей, приносимых процветающей послевоенной промышленностью, и видимыми знаками их успеха служили бриллиантовые запонки и тяжелые золотые цепочки от часов.

Сегодня джентльмены из Бостона, Филадельфии и Балтимора впервые получили привилегию встретиться с самыми блестящими дебютантками нынешнего сезона. В отличие от нью-йоркских соперников эти джентльмены не имели времени посещать утренники и дневные воскресные приемы, предшествующие сегодняшнему балу. Поэтому они внимательно прислушивались, как местные женихи обсуждают победительниц нынешнего турнира невест. Чьи ставки выше в этих скачках породистых кобылок?

Прелестная Лилит Шелтон украсит гостиную любого мужчины и к тому же получит от папаши десять тысяч долларов.

У Маргарет Стоктон кривые зубы, но она принесет в брачную постель восемь тысяч, к тому же она хорошо поет — очень милое качество в супруге.

Элсбет Вудуард стоит всего пять тысяч, зато она мила, добра и очень хорошенькая — из тех женщин, которые не доставят супругу ни малейшего огорчения. Определенная фаворитка.

Фанни Дженнингс вне игры. Младший сын Вандервельтов уже говорил с ее отцом. Жаль, поскольку ее цена — восемнадцать тысяч.

Все это продолжалось до бесконечности: одна, вторая, третья… Когда беседа незаметно перешла к результатам последнего матча по боксу, кто-то из бостонцев не выдержал:

— Как насчет той, о которой я слышал? Южанке? Старше всех остальных? Вроде бы ей уже двадцать один.

Ньюйоркцы дружно отвели взгляды. Наконец кто-то неловко откашлялся.

— Ах да. Это, должно быть, мисс Уэстон.

В этот момент оркестр заиграл мелодию новомодного вальса «Сказки Венского леса» — сигнал к появлению выпускниц. Мужчины замолчали.

Одна за другой в проеме арки появлялись девушки в белых бальных платьях. Каждая на миг замирала и приседала в изящном реверансе. Под громкие аплодисменты они спускались по усыпанным розовыми лепестками ступенькам и брали под руку отцов и братьев. Элсбет так ослепительно улыбнулась лучшему другу брата, что тот, до этой минуты считавший ее занудливой надоедой, вдруг изменил свое мнение. Лилит Шелтон наступила на подол платья и чуть не умерла от стыда, но она была истинной темплтонской девушкой и на лице ее по-прежнему играла легкая улыбка. Маргарет Стоктон, несмотря на кривые зубы, все же выглядела достаточно привлекательной, чтобы удостоиться внимания члена одной из менее процветающих ветвей семейства Джей.

— Катарина Луиза Уэстон!

Среди нью-йоркских джентльменов словно пробежала неуловимая рябь: незаметный наклон головы, легкое движение, едва слышный шепоток. Джентльмены из Бостона, Филадельфии и Балтимора, учуяв, что происходит нечто необычное, устремили взоры в направлении арки.

Она медленно вышла из тени и остановилась на верхней ступеньке. Мужчины сразу увидели, как разительно отличается она от остальных девушек. Да, это не ручная кошечка, которая сворачивается клубочком у мужских ног или греет домашние туфли к приходу повелителя. Эта женщина предназначена зажигать огонь в крови. Настоящая пантера, гибкая обитательница джунглей. Блестящие черные волосы, схваченные наверху серебряными гребнями, падали на плечи буйными темными локонами. Широко расставленные фиалковые глаза обрамлены такими густыми и длинными ресницами, что, кажется, под их тяжестью веки должны сами собой закрываться. Рот, несколько шире, чем требовали каноны красоты, но такой спелый и влажный, что любой мужчина мечтал лишь об одном: припасть к этим коралловым губам.

Модное платье из белого атласа тяжелыми складками ниспадало до пола. Широкая верхняя юбка была подхвачена бантами в цвет ее глаз. Лиф с вырезом сердечком мягко обрисовывал контуры груди; расширявшиеся книзу рукава заканчивались широкими воланами алансонского кружева. Но она, похоже, совсем не заботилась о производимом ею впечатлении. Один из бантов развязался, а рукава, должно быть, мешали, потому что она то и дело их поддергивала, обнажая тонкие запястья.

Вперед выступил младший сын Гамильтона Вудуарда, чьей обязанностью сегодня было провести ее по залу. Наиболее критично настроенные гости отмечали, что ее шаги чуть-чуть широковаты — не так, чтобы опозорить академию, но все же…

Сын Вудуарда что-то шептал ей. Девушка наклонила голову и рассмеялась, показав маленькие белые зубки. Каждый мужчина, видевший эту сцену, страстно желал, чтобы этот смех предназначался только ему одному, хотя при этом твердил себе, что хорошо воспитанная молодая дама не должна смеяться так дерзко. Только вот отец Элсбет, Гамильтон Вудуард, отказывался взглянуть на Катарину Луизу Уэстон.

Музыка играла так громко, что джентльмены из Бостона, Филадельфии и Балтимора, не опасаясь быть услышанными, попытались узнать немного больше о таинственной мисс Уэстон. Сначала ньюйоркцы отделывались весьма туманными фразами, вроде тех, что Эльвире Темплтон не следовало принимать южанку в академию так скоро после войны. Она и согласилась только потому, что опекуном девушки был герой Мишинери-Ридж.

Постепенно комментарии становились более откровенными. Есть на что посмотреть… Вернее, трудно отвести глаза. Но такую брать в жены опасно, не находите? Не так уж и юна. Необузданна. Можно побиться об заклад, что на такую узду не наденешь. И как может мужчина думать о делах, когда подобная женщина ждет его дома?