Барбара Картленд - Скрытное сердце

Сильвия, как от ударов хлыста, вздрагивала от его неприятного голоса и от жестоких, полных сарказма слов. Как будто пытаясь защититься, она простерла руки вперед и взмолилась:

– Не надо, прошу вас, не надо!

Сэр Роберт оставил свой насмешливый тон.

– Иди сюда.

Сильвия даже не шевельнулась, и он повторил снова:

– Иди сюда, ко мне.

Несмотря на внутренний протест и нежелание повиноваться, девушка почувствовала, что ноги сами несут ее через комнату к нему. Она опомнилась только тогда, когда подошла к нему вплотную и, подняв на него глаза, остановилась. Все это Сильвия делала медленно, как будто в трансе, как будто не могла не выполнять то, что ей приказывали. Он подождал какое-то мгновение, а затем, совершенно неожиданно для себя, обхватил ее руками.

– А ты очень даже ничего. Может быть, я даже и прощу тебя, – сказал он, и на этот раз в его голосе звучала боль и еще что-то, что испугало ее.

Она уперлась ему в грудь и наконец-то обрела голос.

– Позвольте мне… объяснить вам, – умоляюще произнесла Сильвия.

В голове промелькнула мысль об обещании, данном Ромоле. Как она сможет все объяснить? Что ей говорить? Нет, все же нужно оправдаться, нужно доказать сэру Роберту, что…

– Позвольте мне все объяснить… – снова повторила Сильвия, но вдруг поняла, что уже очень поздно. Увидев, как в его глазах зажегся огонь, как изменилось выражение лица, она осознала, что оказалась в руках мужчины, охваченного неистовой страстью и желанием, и в то же мгновение поняла, что выпустила из него зверя. Она рванулась, пытаясь освободиться. – Пожалуйста, прошу вас! – шептала бедняжка сдавленным от ужаса голосом.

Но все было бесполезно. Одной рукой он рывком прижал ее к себе, а другой запрокинул ее голову. Затем стал целовать ее страстно, грубо и жестоко, пока у нее не распухли и не посинели губы, пока она не обмякла у него в руках, перестав сопротивляться этому шквалу страсти, лишившему ее сил и заставившему ее, изумленную, потрясенную, оскорбленную, забыть о страхе. Сквозь шум, наполнивший ее уши, она услышала его торжествующий голос:

– Ты моя! Я желал тебя, и теперь ты моя! И я сделаю с тобой все, что захочу!

Сильвия была окончательно подавлена. Слишком ослабевшая, чтобы двигаться, она ничего не могла изменить. Над ее головой вот-вот должна была сомкнуться пучина водоворота, затягивающего в страстный омут, воды которого должны были унести ее к вратам ада и далее. Неожиданно из самой глубины сердца вырвалась молитва:

– О Боже, спаси меня!

Но, похоже, что никакие мольбы уже не могли помочь ей. Сэр Роберт куда-то нес ее, крепко обхватив руками. Ее голова откинулась назад, а волосы, выбившиеся из прически, золотым каскадом ниспадали до земли.

– Ты моя, красивая, прекрасная. Желанная, моя! Она слышала его дрожащий, срывающийся голос, в котором звучал восторг победителя.

– О Боже, помоги мне! – Сильвия только сейчас до конца осознала весь ужас своего положения. Неужели ей никто не поможет? И вдруг, совсем неожиданно, она услышала:

– Уэйси, Уэйси, иди ко мне!

Это была Люси. Сильвия почувствовала, как сэр Роберт на мгновение застыл. Она попыталась что-то сказать, но не смогла. Ее воспаленные горячие губы только дрожали.

– Уэйси, я боюсь. Где ты Уэйси?

Неожиданно Сильвия почувствовала, что он ослабил тиски своих рук и поставил ее на ноги. Но у нее закружилась голова, и перед глазами все поплыло. Она протянула руку и ухватилась за спинку стула.

– О, Уэйси, иди же ко мне! – уже плачущим испуганным голосом звала Люси.

Сильвия отозвалась как будто издалека:

– Иду, дорогая.

Сделав над собой почти нечеловеческое усилие, она заставила себя пересечь комнату. Она вошла в комнату Люси.

– О Уэйси, я думала, что ты никогда не придешь!

Сильвия в темноте подошла к кроватке и опустилась на колени.

– Я здесь, дорогая, все хорошо.

И, протянув вперед свои трясущиеся руки, она обхватила ими девочку.

– О Уэйси, я видела такой страшный сон. Мне приснилось, что ты потерялась… в страшном месте… и что ты звала меня.

Да, Господь услышал ее молитву!

Люси уснула, и Сильвия смогла, наконец, пошевелиться. Она бережно высвободила руку из-под детской теплой и тяжелой головки и укрыла девочку одеялом. Затем попыталась встать с колен. Резкая боль пронзила ее ноги. Но физическая боль была ничем по сравнению с тем, что творилось в ее душе.

Она отвернулась от кроватки Люси и увидела, что дверь в детскую приоткрыта и оттуда сквозь образовавшуюся щель проникает золотистый лучик света. Здравый смысл подсказал ей, что нужно просто пойти туда и выключить свет, но ее нервы были настолько напряжены, что она не могла заставить себя сделать это. Она боялась заходить в эту комнату, хотя знала, что та пуста. Ей стало ясно, что никогда больше детская не будет означать для нее спокойствие, уют, защищенность, никогда не станет ее убежищем. Тихо прикрыв дверь, Сильвия прошла по теперь уже полностью темной спальне и, нащупав дверь в свою комнату, открыла ее.

Здесь она зажгла газовую лампу и, увидев свое отражение в зеркале, на мгновение застыла возле него. На нее смотрело белое вытянутое лицо женщины, испытавшей что-то невероятно ужасное, потрясшее ее до глубины души.

И тут она наконец осознала, что же с ней произошло. Отвернувшись, девушка, как слепая, подошла к своей кровати и ничком упала на атласное пуховое одеяло. Она не плакала. Слезы не могли принести ей облегчения. Она страдала, молча, страдала так сильно, что, казалось, дошла до самых глубин всех страданий и от этого просто растворилась как личность, превратившись в одну агонизирующую боль; в боль, которая полностью поглотила ее и в которой всеми оставленная, она, как беззащитная, никому не нужная щепка, плыла без цели и направления.

Сильвия не знала, долго ли она пролежала на кровати, но когда, наконец, подняла голову, то ощутила сильный холод. Огонь в камине уже давно погас. Она прислушалась, но услышала только звенящую тишину спящего дома.

Ей вдруг стало ясно, что надо делать. Встав с постели, она начала переодеваться. В гардеробе вместе с другими вещами висели черное платье и пальто, которые миссис Бутл дала ей, казалось, сто лет назад. Но, увидев их, девушка отвернулась. Никогда, никогда больше она не желает видеть ничего, что бы хоть в какой-то степени связывало ее с Шелдон-Холлом или напоминало о его обитателях. Вместо этого наряда она выбрала свое поношенное синее платье, которое служило ей столько лет, машинально надела его, наскоро причесала волосы и натянула на заколотые вверх кудри старую фетровую шляпку, отороченную перьями сойки. Сильвия вспомнила, что она служила ей отнюдь не для украшения, а для того, чтобы хоть чем-то прикрывать голову, длинными зимами в Пулбруке. Затем с верхней полки гардероба она взяла маленький саквояж и начала паковать в него вещи, беря только самое необходимое: щетку для одежды и расческу, зубную щетку, ночную рубашку, смену белья. Когда с этим было покончено, она набросила на себя безобразное серое, вышедшее из моды пальто, которое когда-то принадлежало ее кузине.