Бертрис Смолл - Все радости — завтра

Ни я, ни твои братья ничего у тебя не возьмем. Мы боготворим тебя, но, если нам придется жить во Франции, ты должна будешь позволить им решать свои дела самостоятельно.

— Но ведь я всегда заботилась о них, — недовольно проворчала она.

Протянув ладонь, он охватил одну из ее круглых грудок.

— А теперь тебе предстоит позаботиться обо мне, Скай. И это очень большая ответственность! — сказал он, перекатывая ее на спину, чтобы захватить теплыми губами ее сосок.

— О-о-о! — простонала она, застигнутая врасплох его атакой. Положительно, он хотел вытянуть из нее душу через этот крохотный цилиндрик ее плоти. Он прижал зубами его чувствительную вершину, извлекая из нее еще один стон.

Ему вовсе не нужно было так пытать ее — она и без этого страстно хотела его.

Адам, простонав, поднял свою косматую голову, и она увидела в его грозовых глазах голод страсти.

— Да простит меня Господь, — хрипло прошептал он, — но сейчас мне не до развлечений, Скай! Я хочу тебя! Я жажду тебя!

— О да, Адам! — откликнулась она. — Боже, я тоже не могу ждать! Я все еще помню наши объятия до моего отъезда из Англии. Я умру, если ты не возьмешь меня сейчас же!

Убедившись, что не причинит ей боли, Адам накрыл ее прекрасное тело своим. Она плавно раскрыла свои стройные бедра, помогая ему достичь нужного места. Издав радостный крик, он ринулся вперед, чувствуя, что она устремилась к нему навстречу, чтобы облегчить путь. Их руки сплелись, а губы сомкнулись в страстном поцелуе. Казалось, этот поцелуй продлится бесконечно, то ослабевая, то усиливаясь, в то время как его бедра вдавливали и вдавливали ее в пуховую перину. Но им обоим было мало друг друга, Скай раздувала его страсть, издавая сладострастные стоны, чувствуя, как его любящая и теплая плоть наполняет и сладостно растягивает ее изнутри. И вот уже ее ослепила вспышка первого оргазма, за которым быстро последовали несколько других. Она вонзила свои острые ногти в его спину, и он оторвал губы от ее рта, чтобы глотнуть воздуха.

— Милая, любимая шлюшка! — простонал он. — Дьявол, ты слишком быстро разрядила меня!

Тут она ощутила в себе теплую струю его любви, переполнявшую ее, и зарыдала от счастья, прошептав:

— Je I'amore, mon mari! Я люблю тебя, муж мой! Адам де Мариско наслаждался и ее телом, и ее словами.

— Выходи за меня, когда мы вернемся в Аршамбо после королевской свадьбы, — предложил он.

— На святого Михаила — достаточно скоро? — поддразнила она его.

— В конце сентября? Слишком долго! — прорычал он.

— Но мне нужно время, чтобы собрать приданое, — надулась она. — И кроме того, надо ведь привезти детей.

— Теперь я понимаю, в чем заключаются проблемы брака с немолодой женщиной, — ехидно заметил он.

— Немолодой женщиной?! — С воплем негодования она отшвырнула его прочь, так как он не успел приготовиться к атаке.

— В декабре тебе будет тридцать два, — возразил он и засмеялся.

— Адам де Мариско, ты никогда не был джентльменом, иначе помолчал бы об этом! — воскликнула она в притворной ярости и стала щекотать его. — Ты на десять лет старше меня, настоящий старик! Я могла бы выйти замуж за двадцатилетнего юношу, если бы захотела, — издевалась она, сидя у него на груди.

Он смеялся до тех пор, пока у него не потекли слезы.

— Прекрати щекотаться, ведьма! — упрашивал он ее, а ее пальчики находили все новые и новые чувствительные места. Господи, как он любил ее! И вот наконец его мечта исполнилась!

— Не прекращу, пока ты не извинишься!

— За что? За то, что женюсь на тебе, или за то, что тебе тридцать два? — иронизировал он.

— Ах ты, животное! — Она вцепилась ему в волосы и потянул.

— А-а-а! — завопил он от боли. — Хватит, хватит, ведьма! — Он обхватил ее руками за талию и высоко поднял над собой. Он подержал ее так немного, пока она кричала в притворном ужасе, а потом бережно опустил на перину рядом с собой и нашел ее губы.

— Я люблю тебя, Скай О'Малли, — прошептал он, — я люблю тебя, девочка!

Они занимались любовью всю ночь и все последующие дни. Накануне отъезда в Париж Скай засыпала, переполненная его любовью, в сомнении: неужели завтра они будут в состоянии отправиться в новое путешествие? И когда на следующий день, едва солнце поднялось над горизонтом, ее заставили выбраться из постели, она не чувствовала себя сколько-нибудь отдохнувшей. Адама уже не было, и в комнате суетилась Миньона.

— Я уже упаковала ваши вещи, мадам, но все равно нужно спешить. Графиня договорилась с отцом Жаном, что формальное обручение состоится в капелле еще до отбытия в Париж. Итак, vite, vile, мадам!

Ванну уже выдвинули и наполнили надушенной водой, но понежиться в ней Скай не разрешили. Миньона объявила, что сегодня ванна предназначена для помывки, а не для мечтаний. Скай быстро вымыли, вытерли, напудрили и надушили. На ее стройные ноги натянули шелковые чулки с вышитыми вьющимися розами, пристегнули серебряные подвязки с розетками. Затем быстро надели шелковую рубашку, шелковую блузку, нижние юбки, а поверх всего этого — малиновое шелковое платье с розовым атласным верхом. Рукава были отделаны кремовыми кружевами, и ими же украшен вырез, обнажавший грудь гораздо больше, чем могла бы себе позволить сама Скай. Но замковый портной поклялся, что это самый последний стиль, и если вырез мадам будет выше, то в Париже она будет выглядеть абсолютно старомодно. Пока Миньона делала ей прическу, Скай натянула пару красных кожаных туфель на тонком каблуке. Камеристка украсила ее волосы жемчугом Никола. Жемчуг был и на шее, и в ушах. Закончив с волосами. Миньона приказала ей встать и подвесила ей к поясу коробочку с ароматическими шариками и маленькое зеркальце.

— Позвольте, мадам, я провожу вас до церкви, — сказала Миньона, накидывая на нее шелковый малиновый капюшон с атласной подкладкой. — Отец Жан сегодня служит мессу для всей семьи, и затем вы с Адамом обручитесь.

Скай кивнула и последовала за Миньоной. Замковая капелла, расположенная в древнейшей части здания, — восьмиугольная комната с каменным полом и стенами — была так красива, что у нее перехватило дыхание. Хотя она видела ее не первый раз, все равно красота не оставила Скай равнодушной. Огромные готические окна были украшены витражами, отбрасывавшими на серый камень пола причудливые красные, голубые и золотистые отблески. По сторонам алтаря размещались статуи Девы Марии и ее матери св. Анны, так искусно вырезанные из камня и раскрашенные, что казались живыми.

Мария была изображена в виде молодой матери, блондинки в скромном светло-голубом платье и белом покрывале. Она сидела, держа на коленях ребенка — маленького херувимчика, машущего пухлыми ладошками. Расположенная напротив статуя св. Анны изображала стройную женщину с добрым и милым лицом, гордо глядящую на дочь с внуком.