Бертрис Смолл - Ворон

— Неужели, мой господин? — Она расхохоталась. — Мои чары уже начинают действовать. Разумом ты меня сильно хочешь, но в твоем «жезле» уже нет страсти, не так ли, мой господин?

Он посмотрел на нее с гневом и страхом.

— Твое естество лежит мягкое и сморщенное у тебя между ног, мой господин. — Она оттолкнула его от себя, и он, пораженный, упал назад. Каким-то чудом веревки, державшие ей руки, ослабли, и она смогла освободить их, сразив его еще больше.

— Колдовство! — задыхаясь прошептал он и перекрестился.

Руки Уинн быстро скользнули вниз, и она раздвинула нижние губы, открывая его выпученным глазам свою сладкую тайную плоть. Поддразнивая его, она ласкала себя, приговаривая при этом:

— Даже я, в самом похотливом виде, не могу поднять твоего хилого червяка, Кэдерик Этельмар! Ox! Ox-x-x! — Она изображала страсть, которую, разумеется, не испытывала, но этого было достаточно, чтобы свести его с ума. Отпрянув от нее, он простонал:

— Ведьма! Ведьма! Ты лишила меня мужской силы! Но хоть тебе и удалось на время уцелеть, я еще вернусь к тебе позже. Ты примешь мое оружие в свои сопротивляющиеся ножны и будешь умолять, чтобы я овладел тобой еще и еще!

Уинн презрительно рассмеялась.

— Никогда, ты, дурак! Ты никогда не возьмешь меня! Никогда!

Яростно осыпая ее проклятиями, он наклонился, чтобы снова привязать ее. На этот раз Уинн знала, что веревки не ослабнут, потому что они больно врезались ей в тело.

— А теперь, уэльская ведьма, жди моего возвращения, — прорычал он, — и приготовься хорошенько меня обслужить! — В гневе Кэдерик вырвался из спальни, и его шаги загрохотали по лестнице.

Уинн осталась одна, и ее охватила неуемная дрожь. На этот раз она избежала его насилия, но сколько времени сможет она вести эту игру, чтобы держать его на расстоянии, она не знала. Уинн замерзла. Так замерзла! Спальня была не натоплена, а зимний день, хоть и был мягким, но все же на дворе стоял январь. Она знала, что вряд ли кто поднимется к ней в спальню, потому что теперь все жили в вечном страхе перед Кэдериком. Кроме того, она не смогла бы вынести такого позора перед слугами.

День тянулся медленно. Снизу, из зала, стали раздаваться звуки попойки. Прислушавшись, она различила голос Кэдерика, который становился все более и более воинственным. Уинн могла разобрать два или три молодых женских голоса, сначала хихикавших и смеявшихся.

Потом, когда день начал угасать, голоса стали испуганными и притихшими. Служанки, поняла Уинн, такие же беспомощные, как и она. В спальне стало тускло, и наконец ее окутала темнота. Уинн лежала, дрожа от холода. Но вот на лестнице раздались шаги, и она, собравшись с духом, приготовилась к новому натиску.

Он, шатаясь, вломился в комнату, почти таща за собой юную девушку. Со свечой в руке, спотыкаясь, он обошел спальню, зажигая лампы, а потом остановился в ногах кровати, где она могла его отчетливо видеть. На нем была рубашка и чулки. Он стянул рубашку и остался совершенно голым.

— Делай, как я тебя учил! — приказал он девушке. Он был крупным мужчиной, довольно волосатым, но, в отличие от отца, был склонен к полноте.

У девушки широко раскрылись глаза при виде связанной Уинн. Она упала на колени и, взяв бессильное естество хозяина в рот, начала сосать его. Было видно, что это занятие не доставляет ей удовольствия.

Глаза ее были плотно закрыты, а рот честно трудился, чтобы возбудить его, зная, что в случае неудачи ее ждет наказание.

Кэдерик бесстрастно стоял, пока она старалась изо всех сил выполнить его приказ.

— Приготовься, уэльская женщина. Когда я займусь тобой, ты узнаешь, кто твой хозяин. Ты делала подобное для моего отца, а? Скоро ты будешь доставлять мне удовольствие именно так — Хватит, женщина! — Он оттолкнул девушку. — Убирайся! — прорычал он на нее, и она поспешно убежала. Он повернулся к Уинн, раскачивая рукой свое естество. — У моего отца, конечно, не было такого превосходного «жезла», — хвалился он с плотоядной ухмылкой.

— У твоего отца он был в два раза толще и по крайней мере на два или дюйм длиннее, Кэдерик Этельмар, — злобно ответила Уинн, а потом рассмеялась. — Таким жалким подобием «жезла» ты со мной ничего не сделаешь.

— Тварь! — зарычал он и бросился на нее. — Я тебе покажу, что именно я могу сделать!

Хотя сердце у нее колотилось, Уинн заставила себя смеяться еще сильнее. Потом, внезапно оборвав свое веселье, она объявила:

— Я наложу проклятие на твой слабый, тщедушный детородный орган, Кэдерик Этельмар. Пусть он лишится силы и сморщится, когда ты попытаешься овладеть мной. Взгляни вниз! Он уже стал мягким и бессильным! — Она ощутила на себе его большое тело, он отчаянно пытался рукой всунуть в нее свое бесполезное орудие. Она извивалась под ним, чтобы не допустить этого и добиться его поражения.

Он застонал от расстройства, когда понял, что теряет над собой контроль. Он хочет ее! Он должен иметь ее! Только она может дать ему детей, которых он жаждет, но она не даст! Нет! Эта уэльская ведьма лишила его мужской силы. То, что так восхищало всех женщин, которых он имел с одиннадцати лет, теперь лежало слабое и бесполезное.

Жертва ее колдовства. Едва не плача, он отпрянул от нее и вылетел из большой спальни в одних лишь чулках.

Уинн вновь охватила дрожь. Она промерзла до костей и ослабла. Эдвин всегда говорил, что его старший сын суеверен, как и леди Милдред.

Уинн воспользовалась сегодня этой слабостью, но сколь долго она могла идти по этому пути, ей было неведомо. Господи, она так промерзла, и груди опять начали болеть. Сколько еще ей здесь лежать, думала она. И вдруг на лестнице раздался звук мягких шагов.

На мгновение в дверях появилась женская фигура, и Эдит бросилась к ней.

— С тобой все в порядке, Уинн? — Не дожидаясь ответа, она наклонилась и стала развязывать веревки. — Кэдерик пришел весь в гневе.

На нем была рубашка и чулки. Он потребовал, чтобы Бирангари и остальные обслуживали его. Что произошло? Он только и делал, что бормотал о проклятиях и ведьмах Когда я уходила, он собирался избить бедную Хейзел ни за что. Матерь Божья! Ты вся замерзла! — Она вынула из сундука, стоявшего в ногах кровати, рубашку и надела ее на Уинн.

Потом шерстяную нижнюю тунику. — В зале никого нет, и жарко топятся очаги. Пойдем, ты отогреешься.

Вдвоем они спустились в зал, и Уинн села на скамью у главного очага, а Эдит в это время налила ей кубок вина.

— Держи, — сказала жена нового тана, протягивая Уинн кубок. — Тебе будет лучше, когда ты его выпьешь.

Уинн выпила вино и, посмотрев на Эдит, спросила:

— Ты знала, что он собирается схватить меня сегодня утром?

Эдит отрицательно покачала головой.

— Если б я знала, то предупредила бы тебя, — искренне ответила она. — Ему ведь не удалось добиться своего, правда?