Бертрис Смолл - Любовь дикая и прекрасная

— Вы оказываете мне невероятную честь, мой господин.

Боясь себя выдать, она не смогла больше вымолвить ни слова.

Но и сказанного хватило. Визирь потянул ее в свои объятия и припал к губам, которые легко раскрылись.

Покрыв ее лицо поцелуями, он двинулся вниз по стройной шее и дальше, к грудям. Одержимый страстным желанием, паша стал тут же расстегивать ее розовую блузку, в спешке даже разрывая кисею. Дорвавшись до голого тела, он с жадностью принялся теребить то один, то другой сосок, а потом, приложив голову к сердцу Катрионы, довольно вздохнул, уверенный, что теперь-то уж полностью ее завоевал.

— Сегодня мы начинаем все сначала, моя драгоценная Инчили. — Его глубокий голос дрожал от избытка чувств. — Прошлое умерло, моя прекрасная невеста. Нас будет заботить только настоящее и будущее. Посмотри!

Встает полная луна, а над ней — Венера, планета богини любви! Вскоре мы очутимся на острове Тысячи Цветов, а там, в Беседке звездного света, нам предстоит ночь блаженства.

Оторвавшись от ее грудей, визирь вгляделся в лицо Катрионы. В его серо-голубых глазах плясали золотые огоньки.

Ответом ему было молчание. Кат страшно хотелось завизжать. Чтобы скрыть лицо от паши, она прижала его голову к своей груди. Как это прабабка умудрилась прожить столько лет с мусульманами?! Итак, без ее согласия и даже без ее ведома! Теперь понятно, почему Хаммид так торопил ее принять ислам.

Евнух притворялся ей другом, убаюкивал, внушая ложное ощущение безопасности. И все это, чтобы помочь своему господину. Она никогда больше не станет доверять Хаммиду. Однако сейчас примет эту игру и сыграет ее по-своему — так, что никто и не догадается. Пока она будет визирю обожающей второй женой. Нельзя допустить, чтобы ее выдало возмущение. Пусть все думают, что укротили строптивую.

Лодка приближалась к острову. Кат уже чувствовала запах цветов.

— Мой господин Чика, — тихо сказала она, — мы почти приплыли. Я хотела бы привести в порядок свою блузу, иначе рабы увидят то, что им не следует видеть.

Паша со вздохом поднял голову.

— Я бы мог так остаться навечно, любимая.

— Мы почти уже в нашей свадебной спальне, мой господин, там вы сможете опять подремать, — игриво заметила она.

— Этой ночью не будем спать ни я, ни ты, жена моя.

Голос визиря погрубел от страсти, и Кат вздрогнула.

Лодка ткнулась носом о пристань, и Чикалазаде соскочил на берег, чтобы покрепче ее привязать.

— Вы не будете нужны до утра, — сказал он надсмотрщику. — Устрой гребцов поудобнее, но из цепей не выпускай. Соблазн убежать будет слишком велик. — Склонившись, паша за руку вытянул Кат из лодки. — Жаль, что придется пройти пешком, любовь моя, но я не хотел, чтобы в эту ночь из ночей рабы путались у нас под ногами.

— Мой господин Чика забывает, что перед ним не изнеженная восточная красавица. В моей стране женщины не только ходят пешком, но даже и ездят на лошадях. Ведите же меня, мой господин, я иду за вами.

Ступени, вырубленные в скале, уходили вверх, и остров показался Кат просто высоким утесом. Однако на вершине она с изумлением увидела прекрасный ухоженный сад, посередине которого стояла мраморная беседка. Луна светила так ярко, что легко удалось разглядеть и даже определить многие из цветов. Здесь росли бальзамины и розы, бугенвиллеи и лилии, сладкие ночные табаки и калоникционы. Вокруг журчащих фонтанов были посажены сосны и кипарисы вместе с грушевыми и персиковыми деревьями, склонявшими свои ветви под тяжестью спелых плодов.

— Это чудо! — искренне воскликнула Катриона. — Никогда не видела такого великолепного сада.

— Я сам его разбивал, — похвалился визирь. — Подобно моему господину султану, я обучался ремеслу.

Прежде с этой стороны она его не знала. И, взяв свою Инчили за руку, паша повел ее по дорожке, усыпанной белым гравием. Еще немного, и показалась беседка, стоявшая посреди овального пруда, в котором отражался свет неба.

Это строение, возведенное из желтоватого мрамора, имело продолговатые очертания и продолжалось небольшой верандой с колоннами. Пройдя по узкому решетчатому мосту, они оказались перед открытой деревянной дверью, обитой латунными гвоздями. Шагнув внутрь, Кат замерла в изумлении.

Из окон, составлявших всю противоположную стену, открывался вид за пруд и дальше, за сад на море, освещенное луной. Под ногами у Катрионы оказался огромный ковер, сплетенный из нитей красного, зеленого, золотистого цвета и разных оттенков голубого. На стене справа висел шелковый гобелен с изображением роскошного персидского сада. В стене слева была дверь, а рядом с ней — еще один шелковый ковер, запечатлевший пару влюбленных, тоже в цветущем саду. Один угол занимал низкий стол, окруженный подушками. С балок разрисованного потолка свисали золотые и серебряные лампы, и ароматное масло в них наполняло комнату благоуханием.

Но главным предметом обстановки здесь была огромная кровать, поставленная на самой середине и венчавшая крытое ковром возвышение. Она представляла собой квадратный топчан с шелковыми простынями и пуховыми одеялами. Рядом, на том же возвышении, располагались невысокие столики из черного дерева, выложенные пестрой перламутровой мозаикой. На них стояли графины с золотистой жидкостью и чаши с фруктами, маслинами и засахаренным миндалем.

Бесшумно приблизившись сзади, паша обвил Кат рукой, ладонью накрыв ей грудь и потирая сосок большим пальцем.

— Тебе здесь нравится, любимая? — спросил он.

— Все это несказанно красиво, — честно признала Катриона.

— Подними голову, — велел паша, и, взглянув вверх, она увидела вместо потолка стеклянный свод, открывавший великолепный вид на ночное небо. У нее даже дух захватило.

— Никогда не видела ничего подобного. Как это сделано?

— Есть один способ, но он слишком сложен для твоей милой головки, сладость моя, — ответил визирь, поворачивая Кат к себе лицом и целуя ей кончик носа.

Кат взъярилась, но быстро сумела проглотить обиду и подняла к нему лицо, приглашая к новому поцелую.

Чикалазаде слегка потерся губами о ее губы, а затем весело сказал:

— Давай ляжем в постель, любимая моя.

— А нельзя ли поухаживать за вами, мой господин?

Она зашла ему за спину и помогла снять халат из красной парчи с золотым рисунком. Ниже была шелковая сорочка, расшитая золотой и серебряной нитями, а далее синие шаровары, отороченные серебром, и красные кожаные сапоги. Нежными прикосновениями Кат освободила визиря от одежд, не удержавшись при этом обласкать его широкую волосатую грудь. Ни у одного из ее прежних любовников не было подобной, и теперь эта густая поросль ее зачаровывала.

Голый Чикалазаде развалился на кровати.