Елизавета Дворецкая - За краем Окольного [litres]

Во главе целой толпы из молодежи – парни и девки всегда собирались первыми – Дедич повел Мальфрид к роще. Здесь для нее была приготовлена скамья под березой. Девки водили круги, пели, все вновь приходящие складывали перед ней свои дары – припасы для пира, венки. Даже княгиня Эльга на ее беломраморном троносе не могла чувствовать себя более полной владычицей мира, чем Мальфрид сейчас.

Но была меж ним и разница, и ее Мальфрид тоже хорошо сознавала. Ей воздают те почести, какие издавна предназначены божеству, но передаются через жертву. Этой жертвой ей сегодня предстоит стать. Девы, что сидели на этой старой скамье века назад, принимая свежие венки каждой новой весны, к вечеру уходили к богам, чтобы своей молодой жизнью оплатить их благоволение на предстоящий год. С тех пор обычаи смягчились, но никто не поручится, что и сегодня боги не потребуют полной платы за свои милости.

Но Мальфрид не боялась. Рожденная наследницей многих княжеских родов, она была предназначена для этого – получать почести, прикрывающие угрозу смерти, как цветы, под которыми скрыт острый клинок. И вместо страха она чувствовала воодушевление, как тот, кто наконец после долгих блужданий нашел свой путь и идет по нему, опираясь на силу богов.

Позже начали прибывать лучшие люди: старейшины окрестных родов и главы варяжских городцов. По их прибытию Мальфрид и догадалась, что близится вечер: по-прежнему было светло, как в полдень, и солнце ярко сияло.

Волхов пересекла большая лодья с резной драконьей головой на штевне. Это приехала госпожа Сванхейд – одетая в лучшее синее платье, с крупными, искусной работы позолоченными наплечными застежками, с тремя нитями дорогих бус между ними. Голову ее окутывало синее же шелковое покрывало, а поверх него очелье с серебряной тесьмой и двумя золотыми колечками с каждой стороны. Худощавая, с морщинистым лицом, бледными губами, согнутой спиной, отчего умалился ее некогда высокий рост, с пронзительным и острым взором голубых глаз, она казалась самой Мареной, пришедшей на общий праздник в круг других богов. Глядя, как бородатые старейшины в белых насовах с красными ткаными поясами почтительно ждут старую женщину, как сразу трое-четверо протягивают руки, чтобы взять ее под локти и поддержать на сходнях, как приветствует ее толпа, Мальфрид снова осознала, какие глубокие корни ее варяжский род пустил в этот берег. Посадники могут сменять один другого хоть каждый год, но никогда им не стать живой святыней края – это может только князь, носитель божественной крови, проводник небесной удачи.

Сванхейд привезла из Хольмгарда бычка – свое главное подношение для жертвы богам. Глядя, как его выводят, с полуспутанными ногами и обвязанной мордой, из лодьи, Мальфрид ощутила трепет. Перед тем как бычок будет заколот и разделан для жертвы и пира, настанет ее час.

Бычка увели к обчинам. Мальфрид стояла в окружении девушек, на опушке рощи, когда к ней приблизились жрецы и главы родов. Устав от ожидания, длившегося уже семь дней, она встретила их почти с облегчением. Волнение ее достигло предела, однако впереди замерцало избавление. Ее испытание придвинулось вплотную, но действовать всегда легче, чем ждать.

– Вот эту деву, Малфредь, Свандры внучку, избрал Волхов в невесты себе, – объявил людям Дедич, как старший «сват». – Послухами вы были, мужи нарочитые? – обратился он к тем, кто присутствовал при выборе.

– Послухи мы, – подтвердили те.

Бер тоже кивнул. Он держался невозмутимо, но Мальфрид чувствовала, как он волнуется. Много раз он видел, как Волхову предлагают невесту, но ни разу еще избранницей божества не становилась дева, так тесно связанная с ним самим.

Но иногда даже хорошо знакомый всем обычай может преподнести нечто неожиданное.

– Погоди, Требогостич, – вдруг сказал Сигват из Варяжска. – Не спеши.

Все обернулись к нему. Мальфрид невольно раскрыла глаза – что это такое? Чего он хочет? Уж не проведал ли о том, что она не очень-то годится в невесты божества?

В груди разлился холод. Можно обмануть людей, скрыть от них правду. Но не скрыть ее от взоров богов. Волхов знает о ней все. И если пожелает ее наказать…

– Прежде чем Волху невесту давать, надо узнать, не желает ли кто другой ее взять, – продолжал Сигват, и Мальфрид слушала его со все большим изумлением. – Может, найдется отрок, что пожелает ее у Волха отбить. Есть ведь такой обычай? Дозволено сие?

– Есть, – подтвердил Дедич среди удивленного гула. – Дозволено. Неужто желает кто Волхову вызов бросить?

– А и желает.

– Кто же?

Мальфрид мельком подумала: если такой обычай есть, Бер мог бы сам попробовать… но вид лица Бера, изумленного не менее прочих, отогнал эту мысль. Да и зачем ему? Жениться на ней он никак не может, а быть невестой Волхова – большая честь, которой и Бер, и Сванхейд желали для нее.

Но тогда кто пытается лишить ее этой почетной доли?

Мальфрид взглянула на Сванхейд: та хмурилась и смотрела на Сигвата не столько с удивлением, сколько с гневом, будто он сделал именно то, чему она противилась. Она что-то знает?

– Сын мой, Добротех. – Сигват указал на парня, стоявшего у него за плечом. – Он желает деву у Волхова отбить. Пусть Волхов даст ему поединщика.

В изумлении Мальфрид смотрела, как парень выходит из-за спины отца и почтительно кланяется мужам нарочитым. Как и Бер, старший сын варяга Сигвата получил имя из материнского рода, в знак уважения к словенским дедам. Мальфрид не раз видела Добро́ту в Хольмгарде: он часто приезжал вместе со своим отцом навестить Сванхейд. Жили они в Варяжске – старом городце на реке Веряже. Основал Варяжск Сигфус ярл, один из соратников Эльга Вещего, оставшийся здесь, когда сам Эльг ушел на юг, к Киеву. Но лет пятьдесят назад, уже на памяти Сванхейд, между Сигфусом и Олавом случился раздор. Сигфус, которого в округе звали Синеусом, пал, а владения его – городец и право сбора дани с реки Луги – перешли к Ветурлиди, младшему брату Олава. Сигват был вторым сыном Ветурлиди и до сих пор владел родовым наследством. И, как уже своими ушами слышала Мальфрид, горячо выражал недовольство тем, что Святослав совсем забросил владения своих северных предков.

Но с чего он вдруг озаботился ее судьбой?

Доброта бросил взгляд на Мальфрид. Наследнику Сигвата было восемнадцать лет; парень среднего роста (явно обещавший еще вырасти), с продолговатым, довольно приятным лицом и полудлинными русыми волосами, ничем ранее он ее внимания не привлекал, и, обменявшись приветствиями, они больше и не разговаривали между собой. Отличаясь достойной скромностью, Доброта не лез вперед, говорил, только если к нему обращались, но улыбался каждому, кто на него смотрел. Вот и сейчас он улыбнулся в ответ на ее изумленный взгляд. Но Мальфрид даже не ответила на улыбку. Она знала, что по ветви Олава Доброта состоит в родстве и с ней, и со Святославом… но как же он тогда собирается на ней жениться?