Жюльетта Бенцони - Узник в маске

— Я вам не верю. Вы пытаетесь меня запугать…

— Неужели? Или ты забыл, что в десяти лье отсюда, в Турине, правит герцогиня Мария-Жанна Батиста, племянница герцогини де Немур, урожденной Вандомской, весьма привязанная к дядюшке?

— Ничего не хочу об этом слышать!

— Придется потерпеть. Пусть мы погибнем, но тайна будет раскрыта. Это погубит вместе с нами и тебя, а король получит новую Фронду.

— Мне в любом случае не жить. Что со мной, по-вашему, случится, если я отдам вам заключенного? — Сен-Мар снова потянулся к шнуру, и снова безрезультатно. Гансевиль кровожадно осклабился.

— Сейчас я тебе подскажу… Ровным счетом ничего!

— Бросьте! Думаете, я пошлю господину де Лувуа депешу, так, мол, и так, ваш пленник сбежал… Мы тут только тем и занимаемся, что исключаем возможность подобного несчастья. Если это может вас утешить, с пленником хорошо обращаются, просто право посещать его принадлежит мне одному. Я одновременно и его тюремщик, и слуга.

— Кто говорит о бегстве? Ваше узилище не опустеет. Если вы передадите заключенного присутствующей здесь госпоже, его место займет другой человек.

— Любопытно, кто же? Уж не вы ли?

— Именно я! Приглядись ко мне, Сен-Мар! Я одного с ним роста, блондин, как и он, у меня голубые глаза, и я все о нем знаю, потому что жил рядом с ним с детства, будучи его оруженосцем. Я знаком со всеми его привычками, образом жизни. Его образ мыслей — и то для меня не тайна. Я для того сюда и приехал, чтобы сесть в тюрьму вместо него.

— Что я слышу? Вы сами себя приговариваете к пожизненному заключению? Ведь ему уготована именно эта судьба. Небывалая преданность!

— Тем не менее это так. Мне некого любить, кроме него. Я все потерял…

Он ослабил хватку, и Сен-Мар воспользовался этим, чтобы, массируя руку, отступить к письменному столу.

— Допустим.. — проговорил он, задыхаясь. — Допустим; я выполняю ваше требование. Что случится потом? Я знаю ответ на этот вопрос, едва оказавшись на свободе, он начнет подстрекать своих сторонников, превратится в главаря банды. Напрасно вы упомянули Фронду!

В разговор вступила Сильви:

— Клянусь своей жизнью спасением души, ничего такого не произойдет. Я увезу его на самый край света, в уголок, известный только ему и мне. Он станет никем, жизнь его будет такой же тайной, как в вашей тюрьме, с той лишь разницей, что сторожить его будут небо, море и… моя любовь.

Комендант переводил взгляд серых глаз с одного посетителя в черном на другого. Оба были похожи на надгробные памятники. Женщина была преображена любовью и уже витала мыслями далеко от крепости, мужчина, наоборот, зловеще хмурился и вложил кинжал в ножны только для того, чтобы сжать рукоятку пистолета. Сен-Мар понимал, что оказался в ловушке, но смириться с этим не мог.

— Нет… — простонал он. — Не могу… Уходите. Я забуду о вашем посещении.

— А мы ничего не способны забыть, — тихо откликнулась Сильви. — Если я уеду без него, вы все равно останетесь в проигрыше, вся Франция будет знать, что он жив и находится в неволе. Мы поднимем бунт! \

— У вас ничего не выйдет. Фронда далеко в прошлом…

— Верно, зато нет числа тем, кто предан герцогу и отказывается верить в его гибель. Облик его знаком всему королевству, от берегов Прованса до северных рубежей. Повсюду он сражался и повсюду оставил неизгладимый отпечаток. Ведь он — адмирал Франции, герцог де…

Сен-Мар одним прыжком преодолел отделявшее его от Сильви расстояние и зажал ей ладонью рот, чтобы она не произносила страшное имя. Сильви мягко отодвинула его ладонь и продолжила твердо и убедительно:

— Так вот почему он обречен до конца жизни оставаться в маске? Что ж, в таком случае никто никогда не узнает, что черный бархат скрывает совсем другое лицо. Что мы с вами…

— Что, если сюда нагрянет с инспекцией господин де Лувуа? Что, если он захочет его видеть?

— Очень просто! — ответил Сен-Мару Гансевиль. — Вам доставили заключенного уже в маске?

— В маске.

— Вы ни разу не видели его лица?

— Ни разу. Мне сразу передали строжайший приказ не сметь на него смотреть.

— В таком случае вы лишены возможности знать, не подменили ли вашего подопечного на долгом пути из Константинополя. Вы приняли того, кого вам привели, вот и все! Что касается Лувуа, то что ему делать в вашем замке, заваленном снегами? Инспекция — фи, это недостойно его величия! То же самое относится к Кольберу. Они не приедут хотя бы потому, что не захотят вызвать разговоры.

— Вдруг кто-то пожалует взглянуть на Фуке или на Лозена — вашего друга? — напомнил он с горькой усмешкой, глядя на Сильви.

— Мы с ним действительно друзья, — подтвердила она, грустно улыбаясь, — как и с господином Фуке. Хотя бы ответьте, как он себя чувствует в своем бесконечном заточении?

— Отменным его здоровье никогда нельзя было назвать, зато он спокоен и полон смирения, черпаемого в глубокой христианской вере. Он полностью послушен божьей воле, чего никак не скажешь о господине де Лозене…

— В любом случае никакие «инспекции» вам не грозят, — нетерпеливо проговорил Гансевиль. — Королю не хочется вспоминать о своем бывшем министре финансов, пока тот не отдаст богу душу. Что касается Лозена, то он отбывает наказание, и вряд ли кто-нибудь будет баловать его вниманием. Так что решайтесь. Время подгоняет.

Воцарилась тишина. Сен-Мар, сгорбившись в кресле, взвешивал все «за» и «против»; гости не мешали ему раздумывать. В эти минуты высочайшего напряжения у Сильви так колотилось сердце, что, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из грудной клетки; Наконец Сен-Мар поднялся и шагнул к Гансевилю.

— Завернитесь в плащ, надвиньте на глаза шляпу и идите за мной. А вы, сударыня, ждите здесь.

Прежде чем оба вышли, Сильви кинулась к преданному другу, с которым должна была разлучиться навсегда, привстала на цыпочки, обняла его и расцеловала.

— Да хранит вас господь! Да будет благословенно ваше благородное сердце!

— Пусть господь будет милостив к вам обоим — этого мне достаточно для счастья, — ответил Гансевиль, целуя Сильви.

Тюремщик, превратившийся в сообщника, уже манил его в полумрак коридора.

Прошло немало времени. Сильви по настоянию стражника села в карету и дожидалась развязки там. Она отчаянно пыталась унять сердцебиение и не отводила глаз от ворот, освещенных двумя факелами. Наконец она увидела, как из них выходит Сен-Мар в сопровождении закутанного в плащ мужчины, до того похожего на Гансевиля, что у нее сжалось горло от страха провала. Не говоря ни слова, комендант подсадил спутника в карету, отдал честь госпоже де Фонсом, захлопнул дверцу и, жестом приказав кучеру трогать, зашагал к соседнему корпусу, из которого вышли двое его подчиненных.