Жюльетта Бенцони - Изумруды пророка

— Да у меня и в мыслях нет ни возбуждать его ревность, ни вступать с ней хоть в какие-нибудь отношения. Мне нужно было лишь проникнуть сюда. И теперь я надеюсь так запугать нашу хозяйку историей изумрудов, чтобы она согласилась продать мне камни. Ну а если не получится, тогда прибегнем к сильным средствам!

— Поиграем в Арсена Люпена?

— Вот именно. Думаю, тебя такая перспектива не испугает? Слава богу, отсюда до венгерской границы рукой подать: надо только добраться до того леса на гребне горы, — прибавил венецианец, указывая на какую-то точку в расстилавшемся за окном пейзаже. — Самое главное…

Его рассуждения прервал деликатный стук в дверь. В ответ на приглашение войти на пороге показалась молодая и очень красивая белокурая женщина, одетая в строгое и элегантное светло-серое бархатное платье, отделанное белым атласом. Шею ее обвивало жемчужное ожерелье в два ряда, тройные нитки того же жемчуга украшали запястья. Войдя, она улыбнулась пленительной, но немного печальной улыбкой.

— Если не ошибаюсь, князь Морозини?

— К вашим услугам, мадам…

— Мадемуазель. Меня зовут Хильда фон Винклеред, я фрейлина ее высочества. Она хотела бы лично встретить вас, но, учитывая количество и знатность гостей, ей неудобно было так кого-то выделять. Тем не менее, поскольку к этому часу все гости уже размещены, она желает с вами поговорить. Не угодно ли вам следовать за мной?

— С удовольствием…

Альдо, не рассчитывавший на подобную удачу, тем не менее сдержался и не стал показывать ни чрезмерной радости, ни излишней поспешности и последовал за фрейлиной обычной своей беспечной походкой. И все же, увидев, в какой обстановке жила великая княгиня, он вздрогнул и едва удержался от изумленного восклицания: ему показалось, будто его перенесли в Кремль времен Ивана Грозного! Низкие сводчатые потолки, расписанные яркими красками и золотом, скрывали изначальные кессонные, — должно быть, эту прихоть подсказала ностальгия по детству, проведенному в царском дворце… Окна, едва умещавшиеся под этими сводами, были задернуты тяжелыми, сплошь расшитыми занавесями, пол устилал роскошный ковер, и повсюду были расставлены низкие столики, с почти варварским великолепием инкрустированные полудрагоценными камнями, кресла, больше походившие на византийские троны, и бронзовые подсвечники, уставленные целым лесом горящих свечей: они заменяли здесь проведенное во всех остальных комнатах замка, но не допущенное в эти покои электричество. Зажженные свечи были расставлены по всей комнате, но особенно много их было перед иконами в золотых и серебряных окладах, оставлявших открытыми только лики и руки святых. В двух комнатах, через которые они прошли, было нестерпимо жарко, и особенно удушливой эта жара казалась от легкого дыма, поднимавшегося над бронзовыми курильницами, стоявшими прямо на полу. Морозини, наделенный тонким обонянием, узнал запах ладана, но благоухания, которое к нему примешивалось, распознать так и не смог. Впрочем, он обо всем позабыл, как только его ввели в комнату, где Федору, сидевшую перед высоким зеркалом, как раз в это время причесывали: он словно оказался в святилище царицы и в пещере Али-Бабы одновременно! Повсюду, куда ни посмотри, его окружали драгоценные камни, оправленные и без оправ: ими были полны кубки и чаши, они грудами были навалены в раскрытых ларцах, с подсвечников небрежно свешивались ожерелья из уральских аметистов и бирюзы, но два низких столика, стоявших по обе стороны зеркала, были отданы изумрудам. Здесь были кольца, ожерелья, браслеты из одних изумрудов или изумрудов с бриллиантами. Ослепленный этим великолепием, но все же острый взгляд антиквара мгновенно отыскал скромно лежавшие среди других камней «Свет» и «Совершенство».

— Как я рада видеть вас, князь! — произнес певучий, чуть приглушенный голос. — Я так боялась, что вас остановит какое-нибудь препятствие! — прибавила она, протягивая вошедшему тонкую обнаженную руку, и Альдо, склонившись над этой рукой, с удивлением почувствовал, как она холодна.

— Никакое препятствие не смогло бы меня остановить, мадам! — воскликнул он, даже не пытаясь придумать что-нибудь более оригинальное.

Тотчас заметив эту вялость воображения, она со смехом откликнулась:

— Разве могла ваша галантность подсказать вам другой ответ! А как вам нравится мое логово?

— Поражает и даже слегка околдовывает. И как нельзя лучше вам подходит!

Ему удалось в точности передать свои ощущения. Федора, даже одетая в батистовый пеньюар с пеной кружев, который облаком окутывал ее фигуру и расстилался у ног, завораживала взор. Казалось, она притягивает свет, позволяя отражать его лишь роскошным блестящим волосам, которые парикмахер, должно быть глухой и слепой, укладывал в сложную прическу, собираясь увенчать ее изумрудной с бриллиантами тиарой, пока лежавшей рядом на подушечке. Но сейчас Федора показалась ему еще более бледной, чем в первую встречу, даже в заполняющем комнату теплом мерцании свечей…

— Вполне ли вы здоровы, ваше высочество? — решился спросить Альдо. — Мне кажется, вы немного бледны…

— У меня никогда не бывает особенно яркого румянца, но, признаюсь, сегодня вечером я и правда чувствую себя несколько усталой. Могу ли я попросить вас, дорогой друг, минутку потерпеть? — прибавила она, выслушав нечленораздельное бормотание своего парикмахера. — Кажется, я слишком сильно верчусь…

Она снова приняла застывшую, величественную позу, а Морозини тем временем вновь принялся разглядывать обстановку. Приблизившись к устроенной в одном из углов комнаты небольшой молельне, он тотчас узнал чудесный образ Богоматери, занимавший главное место в иконостасе.

— Мне казалось, что эта икона Андрея Рублева была в числе тех, которые он написал для Троице-Сергиевой лавры?

От удивления ее высочество слишком резко повернула голову и потому тихонько вскрикнула от боли, прежде чем ответить:

— Откуда вы это знаете?

— Перед войной я побывал в России и видел ее там. Неужели монастырь был разрушен после Октябрьской революции?

— Нет. Эта икона — сестра той, которую вы видели. Художник написал вторую Богоматерь для одного из моих предков, и с тех пор этот образ остается бесценным сокровищем моей семьи.

— Пусть он как можно дольше хранит вас! — медленно проговорил Альдо. — Это… настоящее чудо!

— Благослови вас Господь на добром слове…

К этому времени прическа была закончена, и на голове красавицы уже сверкала драгоценная диадема, состоявшая из длинных чередующихся изумрудных и алмазных игл. Взмахом руки отослав парикмахера, Федора удержала фрейлину, собравшуюся удалиться вслед за ним: