Жюльетта Бенцони - Ночные тайны королев

Узнав о содержании этого письма, Нейперг улыбнулся. Теперь он был уверен в своей победе.

В начале сентября, за несколько дней до намеченного отъезда из Экс-ле-Бена у Марии-Луизы не осталось ни малейшего желания посетить остров Эльба. Расстроенная, она призналась графине Бриньоле в том, что очень привязана к Нейпергу, и представила его как своего верного соратника, сражающегося на ее стороне за Пармское герцогство, за интересы ее и сына.

Приняв решение остаться в Австрии, Мария-Луиза еще два дня обдумывала сложившуюся ситуацию, после чего написала императору Францу I обстоятельное послание.

«Три дня назад, — писала она отцу, — я получила от императора письмо, в котором он велит мне немедленно ехать к нему на остров Эльба, где ждет меня и очень тоскует… Уверяю Вас, дорогой отец, мне никогда еще не хотелось меньше, чем сейчас, предпринимать это путешествие. Прошу Вас, скажите, что мне ответить императору».

Так совершилось окончательное предательство.

Последнее напоминание о супружеской верности и долге Мария-Луиза получила накануне отъезда из Экс-ле-Бена. Ей сообщили о смерти бабушки, низложенной королевы Неаполитанской Марии-Каролины, превыше всего ценившей семейные узы. Вспомнила ли Мария-Луиза совет старой женщины? Возможно, да, но доподлинно известно лишь то, что она расплакалась. Нейперг же оказался тут как тут с платочком и словами утешения.

На следующий день Мария-Луиза выехала из Экса в Австрию. По пути она посетила Лозанну, Женеву, Фрибур и Берн. Вечерами бывшая императрица позволяла себе романтические прогулки со своим спутником, чье присутствие она считала все более приятным.

В Берне ей нанесла визит Каролина Брауншвейгская, скандально известная жена не менее известного своими амурными похождениями Георга, принца Уэльского. Нельзя было и мечтать о встрече более подходящей, чем эта, для того, чтобы подтолкнуть Марию-Луизу к окончательному разрыву с мужем. Каролина и не пыталась скрывать свои любовные увлечения. Накануне отъезда в Луцерн принцесса Уэльская прибыла на прощальный вечер к Марии-Луизе, одетая в тунику из легчайшего шелка, слишком смело декольтированную для ее возраста.

Последовала ли Мария-Луиза примеру принцессы Уэльской или же ее увлечение Нейпергом превратилось в непреодолимую страсть — трудно сказать, известно лишь, что через три недели он стал ее любовником.

Двадцать четвертого сентября 1814 года маленький кортеж прибыл на озеро Четырех Кантонов в самом сердце Швейцарии, и путники отправились на гору Риджи в часовню Вильгельма Телля. Внезапно разразившаяся гроза заставила их искать пристанище в ближайшей гостинице. Они укрылись в «Золотом солнце», небольшом постоялом дворе, расположенном на горном склоне.

Кареты, лакеи в ливреях, гербы, титулы… все это произвело на хозяина невероятное впечатление. Застигнутый врасплох, мирно куривший трубку у камелька, он засуетился, не зная, как быть. А на него попросту не обращали внимания. Отовсюду слышались возбужденные голоса, сыпались приказы, бестолково бегали служанки, высокомерные дамы осматривали комнаты…

За окнами тем временем разразилась настоящая буря, яростные шквалы ветра и дождя били в окна небольшого горного приюта…

Во время ужина Мария-Луиза, заняв место напротив генерала Нейперга, обменивалась с ним взглядами, шутила и смеялась по пустякам. Она вела себя так, что сотрапезники смутились. Барон де Меневаль — преданный экс-секретарь Наполеона — чувствовал себя столь неловко, что, забыв об этикете, громко позвякивал столовыми приборами.

После ужина статс-дамам и лакеям пришлось решать сложную задачу — как разместить императрицу в маленьком горном шале, совершенно не приспособленном для принятия столь высокой гостьи: все небольшие комнаты выходили в один длинный коридор, из-за чего и возникла заминка, ибо нельзя было определить место для дежурного офицера, который по обычаю, установленному Наполеоном, должен был устроиться в комнате перед спальней императрицы, дабы при необходимости защищать ее.

Тупиковую, казалось бы, ситуацию с непринужденной улыбкой разрешила сама Мария-Луиза: каждый уйдет к себе, а дежурный офицер обоснуется на ночь у входной двери в гостиницу.

Это позволило генералу Нейпергу без труда проникнуть в комнату бывшей императрицы. Делая вид, что он хочет лишь успокоить женщину, напуганную грозой и блеском молний, Нейперг оказался в постели Марии-Луизы. Проскальзывая в ее спальню, он, разумеется, понимал, что к его шагам, приложив уши к дверям, прислушивались все до единого. Первое интимное свидание с императрицей, несомненно, заслуживало лучших декораций, однако влюбленные расстались вполне довольные друг другом. В скромной обстановке Мария-Луиза даже нашла некую «особенную прелесть».

На следующее утро императрица сияла улыбками, генерал же казался несколько усталым. Ни у кого из свиты не осталось никаких сомнений насчет того, что произошло этой ночью. Задолго до нее придворные заключили пари о времени и месте того, что теперь свершилось.

Несколько дней спустя тайный агент сообщил австрийскому монарху, каким образом генералу Нейпергу удалось удержать Марию-Луизу от путешествия на остров Эльба.

— Слава богу! — воскликнул Меттерних, которого Франц I уведомил обо всем. — Я не ошибся в выборе кавалера!

Теперь они оба могли спать спокойно.

Путешествие, так сблизившее Нейперга с бывшей императрицей, подошло к концу: четвертого октября Мария-Луиза вернулась в Шенбрунн.

Превозмогая усталость, она пошла поздороваться с сыном, а затем удалилась в свою спальню и легла в постель.

Ей непременно следовало отдохнуть и собраться с силами, поскольку, несмотря на Конгресс, на который в Вену из всей Европы съехались дипломаты, чтобы восстановить то, что за пятнадцать лет разрушил Наполеон, в столице ежедневно устраивались балы, парады, дворцовые празднества и концерты.

И вот, спустя пять дней после возвращения, Мария-Луиза присутствовала на приеме в том самом зале, где четыре года назад состоялась церемония ее бракосочетания по доверенности с императором Франции. Теперь эти супружеские узы могли вот-вот порваться — стараниями многих и многих политиков и интриганов.

Однажды вечером в салоне, при гостях, Боссе, бывший камергер дворца в Тюильри, заговорил о супружеской неверности Наполеона.

— Придворные дамы из свиты императрицы отдавались ему всего-навсего за одну шаль, — смеясь, рассказывал он, словно не замечая присутствия самой императрицы. — И лишь герцогиня де Монтебелло получила целых три…

— Вы забываетесь! — воскликнула побледневшая Мария-Луиза.

— Ваше Величество… — пролепетал Боссе, — я…