Дженис Престон - Леди-бесприданница [litres]

– Нет, все в порядке. – С каждым днем он ощущал, что очаровывается женой все больше. В ней не было жеманности и коварства, лишь искренность и доброта. Лахлан посмотрел в окно. – Действительно, красивый закат. Вы правы.

– Мне приятно, что вы рядом, и мы можем любоваться им вместе. – Она застенчиво улыбнулась.

Сможет ли он выплеснуть на это чистое создание всю грязь своей прошлой жизни?

– И я рад этому, Флора. Садитесь, давайте любоваться закатом.

Они сели вместе на кушетку. Лахлан взял руку жены и принялся поглаживать пальцы. Она искоса поглядывала на него с нежностью. Будет ли она смотреть так же по окончании разговора?

– Простите, что скрывал от вас все о поисках сестры. Я понимал, как трудно вам будет понять и принять ее в своем доме.

Флора остановила его, накрыв ладонь рукой.

– Признаюсь, мне было непросто принять это, хотя я и понимала, что Анна оказалась в таком положении не по своей воле. Однако я вспомнила историю с Галкирком, когда меня сделали виноватой, несмотря на то что я была жертвой. Если бы он тогда силой получил желаемое, это было бы непереносимо, я бы… – Она прижала руки к груди. – Обещаю вам, я сделаю все, чтобы стать доброй подругой вашей сестре.

Лахлан поднес ее руки к губам.

– Я сражен вашим великодушием и силой.

Природная рассудительность и ум жены давали надежду, что она, по крайней мере, попытается его понять.

– Я должен рассказать вам кое-что еще о моем прошлом. Анна, конечно, все знает, и было бы нечестно промолчать по отношению к вам обеим. Пришло время положить конец всем недомолвкам между нами.

Цвета за окном становились все более яркими и поражали разнообразием оттенков. Солнце опускалось все ниже, будто готовясь упасть в бурлящее море.

Неожиданно Флора склонилась к нему, и он обнял ее за плечи.

– Говори, Лахлан. Я хочу знать все.

Ему будет легче признаться, видя ее лицо. Лахлан развернулся и положил руки на колени.

– Я не сам решил уехать за океан. Меня туда отправили. По решению суда. В Австралию. Мне тогда было пятнадцать.

Флора тихо вскрикнула.

– Отправили? Но почему?

– Я украл буханку хлеба.

Флора заморгала и сжала его ладонь.

– Суд отправил тебя на другой конец света из-за буханки хлеба? – Взгляд скользил по его лицу, будто пытаясь проникнуть в мысли в его голове. – Господи, а я-то думала услышать другое признание. Бедный, бедный мальчик, – прошептала она.

Лахлан чувствовал, как ему на глаза наворачиваются слезы, как сдавливает горло, но, несмотря на это, он знал, что не должен останавливаться. Он рассказал, как его привезли в Лондон и поместили на судно «Сьюзен», которое должно было отвезти каторжников. Они ждали, когда трюмы заполнятся осужденными и установится благоприятная для выхода в море погода. Условия были чудовищными, один неверный взгляд мог стоить жизни. Лахлан услышал, как Флора несколько раз всхлипнула, но продолжал говорить. Надо покончить с этим, раз уж он нашел в себе силы начать. Никаких тайн. Он рассказал жене об ужасах путешествия, о мужчинах, женщинах и детях, принявших смерть из-за тяжелых условий и болезней. Тех, кто выжил на корабле, позже свели в могилу непосильный труд и климат Южного Уэльса.

– Мне повезло, я работал на частного фермера. Было тоже очень трудно. – Лахлан решил не посвящать Флору в детали. – Через четыре года я получил досрочное освобождение и возможность работать на себя, если не захочу вернуться. Уже через три года после приезда в колонию я понял, что смогу здесь заработать не только на билет домой, но и на обустройство новой жизни в Шотландии. Мое желание исполнилось, я стал богатым человеком, но до сих пор не могу простить себе, что не вернулся раньше, как только заработал на обратную поездку.

Флора погладила его по голове.

– Но ты же вернулся, Лахлан. Ты не поступил эгоистично, не остался там навсегда, устраивая свою жизнь по собственному усмотрению, хотя мог так сделать.

– Я бы увидел маму живой, если бы вернулся раньше.

Он едва не задохнулся от рвущихся из груди рыданий. Осознавать и переживать все снова было невероятно больно. Раньше он просто не позволял себе думать об этом. Амбиции и желание разбогатеть лишили его возможности проститься с мамой.

– Возможно, я мог бы спасти ее, быть рядом, принести деньги на еду и лечение.

– Лахлан… – Флора погладила его по щеке и заглянула в глаза. – Ты пытался сделать как лучше, исправить все тем способом, который считал единственно верным. Ты не мог знать, что происходит с мамой и сестрой, и замечательно, что ты стал достаточно сильным, чтобы хотеть чего-то добиться в жизни. Ты украл хлеб для того, чтобы накормить голодающих родных, но закон есть закон, ты не хотел, чтобы на тебе до конца дней было клеймо вора и каторжника.

Лахлан открыл глаза и огляделся. В комнате становилось темнее, уходящее солнце погружало мир в сумерки и готовило к предстоящей ночи.

«Вор. Каторжник».

Флора права. Эти слова из прошлого до сих пор разрывают его сердце.

– Мне и сейчас стыдно. – Он несмело поднял глаза на жену и увидел в ее взгляде сострадание. Он обхватил голову руками и зажмурился. – Так стыдно. Ты заслужила лучшего мужа, чем парень из трущоб, да еще и бывший каторжник. Надо было тебе выйти за герцога, стать герцогиней.

Флора сползла с кушетки, присела перед ним и обхватила колени.

– Нет! – с жаром выкрикнула она. – Нет! У меня была такая возможность, и знаешь, что я скажу? Он не обладает и половиной твоих достоинств. Знай, я не стыжусь тебя. Ты оказался у черты и заплатил сполна. Ты хороший человек, сильный, поэтому добился всего, о чем мечтал. Я горжусь тобой, Лахлан, горжусь, что я твоя жена.

Он посмотрел на нее с удивлением, затем склонился и прижался к губам. Застонав, подхватил Флору, поднял и усадил к себе на колени, а потом страстно поцеловал еще раз. Внезапно щеки ее стали влажными, а на губах он ощутил соленый вкус.

– Что? – спросил Лахлан, отстраняясь.

Теперь Флора не сдерживала слезы, они текли ручьями по ее лицу.

– Флора? Почему ты плачешь?

– Это слезы счастья, Лахлан. От избытка чувств.

Она покраснела и попыталась отвести взгляд.

Он смотрел на нее и ничего не понимал.

– Из-за чего?

– Из-за… всего этого. Из-за нас. Я так счастлива, что мы стали ближе, чем раньше. Только не думай обо мне плохо, раз мне нравится с тобой целоваться.

Он несколько секунд смотрел на нее во все глаза, а потом рассмеялся.

– Флора! Но я ведь твой муж!

– Да. – Она смущенно опустила глаза. – Но мама предупреждала…

Он закрыл ей рот ладонью. Его вина. Только его. Он был озабочен тем, чтобы тайны никогда не открылись, поэтому старался держаться от жены на расстоянии. Так он пытался защитить и себя, и ее.