Анна Делайл - Если любишь

Она поднялась вместе со всеми с колен, чтобы спеть гимн, после чего с облегчением опустилась на скамью. Наконец все встали, и мисс Бошан неторопливо направилась к выходу. За ней последовали учителя, а затем, скамья за скамьей, ученицы. Последними вышли самые младшие. В дверях крохотной часовни, которая на самом деле была одной из жилых комнат, приспособленной для богослужения, Табита наконец услышала то, чего с нетерпением ждала.

– Вы можете идти отдыхать, мисс Монтекью, – сообщила ей мисс Бошан. – Не сомневаюсь, что вы устали после столь изнурительного путешествия. Мисс Норкросс, сегодня вы больше не понадобитесь. Не поможете ли мисс Монтекью устроиться у нас?

Мисс Норкросс кивнула и повела Табиту к широкой дубовой лестнице, которая вела на второй этаж прямо из прихожей.

– Вы, наверное, с ног валитесь от усталости, – заметила мисс Норкросс, бросив на Табиту сочувственный взгляд. – Я думала, мисс Бошан отпустит вас сразу после ужина.

– Больше всего я сейчас хочу лечь в постель, – призналась Табита. – Я очень устала за последние несколько дней.

Мисс Норкросс хорошо себе представляла, как тяжело было девушке покидать родное гнездышко и расставаться со своими близкими, чтобы зарабатывать себе на хлеб. Страна была переполнена обедневшими дамами знатного происхождения, нередко дочерьми духовных особ, как она сама. Найти достойную работу было почти невозможно. Единственное, что оставалось, – идти в гувернантки или учительницы. Предпочтительнее в учительницы. Мисс Норкросс убедилась в этом, прослужив в гувернантках два года.

Когда они поднялись по лестнице, мисс Норкросс повела Табиту по коридору.

– Мы уже почти пришли.

Спальня была маленькая, но уютная. Две кровати стояли у стен, друг против друга. В одном углу ширма, в другом – кресло, а между кроватями возвышался один, зато широкий и высокий комод.

– Кэти Бекитт жила в этой комнате вместе со мной, – объяснила мисс Норкросс. – Буду рада, если теперь ее место займете вы.

Чемодан Табиты уже стоит в ногах ее кровати. Девушке еще не приходилось делить с кем-либо комнату, и она растерялась, но тут же подумала, что ничего страшного в этом нет, тем более что мисс Норкросс ей, похоже, симпатизирует и настроена дружелюбно.

– Спасибо, – поблагодарила Табита. – Вы ко мне очень добры.

– Что вы, милочка, что вы. – Мисс Норкросс чувствовала, что эта девочка очень нуждается в сочувствии.

Камилла Норкросс умела утешать детей, тоскующих по дому, и приготовилась к такому же случаю сейчас.

– Мисс Монтекью, вам лучше разобрать свои вещи сегодня, – посоветовала она. – День у нас начинается очень рано, а мисс Бошан опозданий не любит. Помимо прочего, одежда у вас скорее всего вся измялась, так что будет правильно повесить ее на вешалки прямо сейчас. Пусть за ночь отвисится.

Табита машинально уступила и опустилась на колени перед чемоданом, чтобы его открыть. В нем поверх всего остального лежали завернутые в кусок холста ее краски, кисти и мольберт. Она их вынула, а следом вытащила скрученный в трубочку портрет Люси.

– Можно взглянуть? – спросила мисс Норкросс.

Табита развернула портрет и протянула ей.

– Это Люси, – пояснила она. – Вот только рамы у меня нет. – Она окинула взглядом стены: – Но это ваша комната, и мне не хотелось бы вешать здесь то, что вам не понравится.

– Напротив, считаю, что мне повезло, – с улыбкой ответила мисс Норкросс. – Этот портрет украсит наше скромное жилище. Он просто великолепен. В четверг вторая половина дня у меня свободна, так что я смогу взять холст с собой в Маргейт и сделать окантовку. Если вы, конечно, не возражаете.

Табита обрадовалась, сердечно поблагодарила женщину и принялась разбирать свои вещи. Закончив, распустила волосы и начала снимать платье. Мисс Норкросс ушла за ширму переодеваться. Табита стеснялась своей наготы и поспешила надеть ночную сорочку.

Когда они наконец улеглись, мисс Норкросс зажгла свечу, чтобы почитать на ночь. Табита натянула одеяло до самого подбородка и какое-то время наблюдала за соседкой, думая о том, что та выглядит сейчас очень молодо с рассыпавшимися по плечам волосами, затем повернулась на бок и закрыла глаза.

– Спокойной ночи, Табита!

– Спокойной ночи, мисс Норкросс, – уже засыпая, ответила девушка.

– Камилла, – поправила ее мисс Норкросс.

– Камилла.

Прошел месяц с тех пор, как Табита приехала в Маргейт. Девушка постепенно привыкала к новой жизни, постоянной рутине, звонкам на уроки, шумным переменам и невозможностью побыть наедине с собой.

Дело было вовсе не в том, что она разделяла комнату с Камиллой Норкросс, чья дружеская поддержка и доброе отношение сделали первые недели более терпимыми. Она дождаться не могла очередной пятницы, когда вторая половина дня у нее свободна и несколько часов она может в одиночестве гулять по песчаному берегу моря. Или смотреть на морскую гладь, рисуя или мечтая.

Она обнаружила, что у моря тысячи ликов – оно то синее и слепит глаза солнечными бликами, то серое, холодное и унылое. То дикое, то спокойное и умиротворенное, точь-в-точь как озеро в поместье Брекенбридж. И когда оно бывало спокойным, Табита, сняв туфли и чулки, шла босиком по мокрому песку, и вода ласково плескалась вокруг ее щиколоток, а она с восторгом наблюдала за смельчаками, нырявшими в морские глубины. Облаченные в какие-то странные костюмы, они резвились, как молодые тюлени, с веселым хохотом поднимая тучу брызг. В душе Табита им завидовала.

По ночам девушка мечтала о Доминике. Вновь и вновь вспоминала каждую минуту, проведенную вместе; раннее утро на Беркли-стрит, прогулки в его коляске, посещение выставки Тернера, бал, на котором он с ней впервые танцевал… Каждое прикосновение, каждый жест, каждую улыбку она хранила в своем сердце. Вспоминала ночь, когда лежала в его объятиях, и чувствовала, как он становится частью ее самой. И нисколько не стыдилась близости с тем, кого безоглядно любила. Потому что никогда еще не была так счастлива.

Время от времени она задумывалась о том, что, возможно, носит под сердцем его ребенка. Он сам ей об этом сказал. Случись такое, о работе в пансионе придется забыть, на другую работу ее не возьмут, и скорее всего она окажется на улице с ребенком на руках. Но Табиту это не пугало. Напротив, она мечтала о ребенке. Его ребенке. И когда поняла, что не беременна, испытала горькое разочарование. Табита умела скрывать свои чувства, однако подозревала, что по ночам Камилла Норкросс слышит, как она рыдает в подушку.

Класс для рисования находился в отгороженной части чердака. Там было светло и просторно. Обычно Табита давала уроки десяти девочкам, и ее страхи, что она не справится с классом, где некоторые ученицы – ее ровесницы, оказались напрасными. Она наслаждалась возможностью передать свое умение детям. Подробно объясняла, что именно хочет запечатлеть на бумаге и как это сделать.