Инга Кондратьева - Корделаки

– Да! Амалия Модестовна своим согласием жить с нами скрасила стариковскую скуку. Но и сама она молодец, не киснет. В губернском собрании видную роль играет, во всех благотворительных вечерах деятельное участие принимает, сборы организует, ведёт жизнь общественную, бурную, – нахваливал вдову и деверь. – Всё-то они там спорят, или музицируют, или прогулки для общества устраивают. Так что и нас, стариков, бывает прихватывают.

– Вот как! – искренне заинтересовался граф губернскими развлечениями. – А что это за прогулки? С выездом каретами или пешие? Так называемые пикники? А что ж, когда лето кончится?

– Да по-разному бывает, – ответила сама вдова. – Если без малолетних деток, то бывает, что и конные.

– Как! – граф слегка покраснел, потому что в уме своём посчитал склонную к полноте Амалию Модестовну к седлу непригодной, а теперь боялся обнаружить это в беседе. – Вот бы знать, что вы выезжаете, так мы могли бы ещё днём осмотреть окрестности верхом.

– Это не поздно будет сделать завтра, граф? – вдова спрашивала, как бы между делом, совершенно не жалея об упущенном. – У Павла Семёновича великолепная конюшня, право слово! Есть из чего выбрать.

– Сожалею, но с рассветом вынужден буду отбыть в город, – графа ничто не подгоняло, но какой-то внутренний голос подсказал ему нынче эти слова. – Только ваше непревзойдённое радушие и гостеприимство, дорогие хозяева, позволили мне свернуть с пути. Но дела – есть дела! А хорошенького понемножку!

– Тогда едемте сейчас! – Амалия Модестовна решительно встала. – Дорогой Пал-Семёныч, брать ли с собой дядьку Касьяна или пусть спит?

– Да ты, душенька, сама тут каждый кустик знаешь уже. Хоть в ночное со всем табуном посылай. Не трогай старика. Я прикажу, так Филька сам взнуздает. Тебе Липку седлать? А вам, граф, подобрать что-нибудь из одежды?

– Да у меня с собой всё есть. Почиститься бы только! – у Ильи Казимировича загорелись глаза от перспективы даже простой верховой прогулки. Всё будет, чем занять себя до сна!

Ему выделили комнату и камердинера. Через полчаса он был готов и вышел к конюшням. Амалия Модестовна уже сидела в седле, под ней гарцевала, как успел заметить взглядом знатока граф, довольно резвая кобылка. Гнедая масть её отдавала чуть в розовый оттенок, который присущ резным изделиям из липовой древесины. А, возможно, это лишь показалось графу в заходящих лучах пурпурного заката и было лишь плодом его воображения. Ему же предназначался конь мастью темнее и гуще, выносливый и лёгкий в поводу. Граф с Амалией Модестовной миновали подъездную аллею и скрылись за листвой придорожного кустарника. Старики остались коротать время за чаем одни.

– Скажите, кличка лошади как-то связана с её мастью, милая Амалия Модестовна? – спросил граф, чтобы как-то завязать беседу.

– Да, этот оттенок – гордость конюшен Пал-Семёныча, он устойчиво прослеживается уже в третьем поколении, – отвечала ему Амалия Модестовна.

– То есть можно говорить о собственной породе? – спросил граф. Куницина, не ответив, улыбнулась. – А чем ещё развлекается ваш родственник в то время, пока вы ведёте такой бурный образ жизни?

– О! Не применяйте к нему столь снисходительный тон, – улыбаясь, ответила вдова. – Вы не смотрите на его кажущуюся приверженность своему возрасту. Пал-Семёныч только и открыл мне радости бытия, при муже-то я жила гораздо спокойней и тише. Только сейчас я начинаю полностью наслаждаться всем тем, что есть вокруг, и тем, что я есть сама. Пал-Семёныч обычно ведёт активную переписку, к нему бесконечно ездят какие-то порученцы. Просто сегодня выдался такой вечер. Вы застали нас за расслабленным отдохновением, граф. А так – тут всё кипит порой. Пал-Семёныч даже завидовал нашему с мужем жилищу и всегда нахваливал его уединённость. Не то, что здесь! Хотя наше имение и располагалось гораздо ближе к городу. Но, скажите, как вам Магистр? Это я выбрала его для вас.

– Он великолепен! Благодарю.

Граф любовался темнеющей листвой, благородным животным, несущим его по незнакомой дороге, своей спутницей. Сев в седло, Амалия Модестовна вдруг преобразилась. Если полнота при ходьбе делала её движения несколько плавными и даже медлительными, то верхом вид её стал уверенным, движения точными и стремительными. «Вот, что значит – жена офицера, хоть и бывшая!», – подумал граф.

– А куда ведёт эта аллея? – спросил Корделаки.

– К реке! Желаете осмотреть? Там нынче тихо…

Они свернули и через десяток минут неспешного шага оказались на берегу. Тьма стала уже почти непроницаемой, от воды шёл лёгкий туман, поверхность реки казалась недвижной.

– Хотите развести костёр? – тихо спросила Амалия графа, и ему в ту же секунду показалось, что они перенеслись в какой-то неведомый мир, где даже голоса звучат по-иному.

– Мне кажется, огонь не слишком угоден жителям той страны, куда вы завлекли меня, чаровница! – Граф похлопал себя по карманам. – Да это было бы и довольно затруднительно, так как у меня нет с собой кресала.

– Всё необходимое есть в ольстрах [6] Ольстра – (ж., немецк.) чушка, кобура, один из двух кожаных, пистолетных чехлов, впереди седла. . И трут тоже. Кроме самих пистолетов. Но в правом бушмате [7] Бушмат или бушмет – кожаное гнездо или петля, прикрепляемые к правому стремени, куда вставляется древко штандарта, хоругви, пики или банника. вы можете найти походный нож, – кажется, Куницина говорила всё это на полном серьёзе, хотя выражения лица её в темноте и не было видно. – Но раз вы не боитесь темноты, то я буду вашим проводником. Сойдёмте? Дайте вашу руку, граф!

– Вы берёте с собой снаряжение воина, даже отправляясь на короткую прогулку? – удивлённый Илья Казимирович спрыгнул на землю и, проведя рукой под седлом, убедился в сказанном только что вдовой. – Но зачем? Разве здесь опасно?

– Никто не знает, где и когда может настигнуть опасность или необходимость, – в голосе Амалии Модестовны снова послышалась улыбка, она спрыгнула, опершись на руку графа, и обратилась уже не к своему спутнику, а к его коню. – Ведь так, Магистр?

Конь фыркнул, как бы подтверждая нелепость любого иного мнения, кроме высказанного хозяйкой. Граф внезапно вспомнил про другого магистра, про странную ночь, случившуюся с ним несколькими днями ранее, и подумал, что и эта обещает быть не совсем обычной. В подтверждение своим мыслям он услышал вопрос.

– А вы, как и все, не купаетесь после Ильина дня, граф? – спрашивала вдова, накрепко привязывая свою лошадь к стволу неразличимого в темноте дерева.

– Право слово, даже не знаю, как ответить на ваш вопрос, сударыня, – недоумевал Корделаки, почти машинально повторяя все её движения. – Я не задавался им, если честно. Я привык думать об этом дне, как о своих именинах, а не как о конце лета. А что, вода уже сильно студёная сейчас?