Инга Кондратьева - Корделаки

– Бедная вы моя! – Туреева искренне восторгалась этой худосочной девочкой, оказавшейся исполненной такой силы воли. – Хотите передохнуть? Выпейте лимонаду.

– Благодарю. Но мой организм ослаблен, и врач не разрешает мне пить ничего вне дома, только специально приготовленное питьё.

Салтыковаа достала из мешочка на руке маленькую фляжку и отхлебнула глоток.

– Это какое-то лекарство? – спросила Туреева.

– Скорее настой. По вкусу – простая вода, только чуть слаще и пахнет фиалками. Мой доктор наготовил мне в дорогу целую бутыль.

– Так ваш доктор – Пендоцкий? – была ошеломлена Мария Францевна. – Вы не боитесь вреда от его снадобий?

– Не будет же он вредить невесте своего обожаемого напарника? Да и нет там у нас других докторов, – грустно улыбнулась Полина Андреевна.

– Но не буду вас больше перебивать! Говорите. Говорите! Что сталось дальше с раненым?

И Полина Салтыкова продолжила рассказ.

– Ещё в детстве, гуляя по лесу, я несколько раз видела её издалека. Странная женщина, скорее уже старуха, бродила по болоту и собирала какие-то корешки. Меня она замечала, но никакого интереса не проявляла и подойти не пыталась. Чего не скажешь обо мне. Любой ребёнок любопытен, тем более при таком отсутствии общения, как у нас в глуши. Я спросила про неё у отца, он аж побелел от страха. Это была ведьма. Папа тогда пытался запретить мне всяческие походы в лес, но я выждала время, перестала задавать вопросы и всё забылось. Заговорили мы с ней только спустя пару лет. Видимо, она мудро выжидала моего взросления. С ним-то как раз и была связана первая наша встреча. Я росла без матери, среди мужчин. Служанки не совсем толково объяснили мне перемены, происходящие с моим телом, они больше хихикали и говорили иносказательно. И, когда я по-настоящему стала девушкой, то сильно испугалась крови. Произошло это именно в лесу. Я сидела и плакала, решив, что умираю, и тут возникла она. Бесшумно и вроде как ниоткуда, хотя я-то лес слышу прекрасно. Она протянула мне пучок каких-то травок и велела заварить, если будет сильно болеть живот, но не делать этого, пока я могу терпеть сама. Ещё она сказала, что так происходит с каждой женщиной, и что теперь это будет повторяться каждую луну. Я ей не поверила, но через месяц всё повторилось. Потом Арбалет повредил колено, и она помогла вылечить его, хотя конюхи говорили, что его надо пристрелить, потому что лошадь с такой травмой никогда уже не станет прежней. В общем, мы стали редко, но общаться, и об этом не знала ни одна живая душа. Со временем она даже показала, где на болотах укрыто её жилище. Туда я и побежала в тот страшный день. Вместе мы кое-как взвалили посланца на седло Арбалета, чтобы перевезти к ней. Тем временем вокруг образовалось уже целое кровавое пятно, да и мы сильно натоптали, мучаясь с бессознательным телом. В этот момент, как благословение, хлынул сильнейший дождь и смыл все следы за нами. Илмэйтар, так зовут лесную жительницу, стала выхаживать раненого. На нём не было живого места, множество ножевых порезов и колотых ран, содранная кожа там, где его тащили по корягам, и тяжёлое ранение в плечо, чуть выше сердца. Пуля прошла навылет, но ведьма сказала, что надо ждать сорок дней, чтобы понять, отпустят ли его духи смерти обратно к живым. И мы ждали. Она была при нём неотлучно, а я прибегала к ним при первой возможности, выполняя все указания Илмэйтар – приносила кое-что из дома и собирала в лесу недостающие для лечения растения. Сначала раненый лежал пластом, недвижим и безмолвен. Через несколько суток он стал гореть в жару и бессвязно бредить, перемежая русские слова с итальянскими. Дальше всё шло попеременно – то в нас просыпалась надежда, он был спокоен и казалось вот-вот придёт в себя. То он снова впадал в бред, метался, и дыхание его становилось прерывистым и свистящим. На сороковой день он впервые в бреду произнёс несколько членораздельных слов. «Магистр должен быть избран», «храни этот крест» и имя. Он назвал женское имя.

– Вы назовёте мне его? – спросила баронесса, не смея пока верить своим догадкам.

– Но это было ваше имя, мадам! – Полина Андреевна посмотрела на неё с такой надеждой, что баронесса ощутила в груди почти отчаянье.

– Совсем другое имя ожидала я услышать от вас, – баронесса всё-таки продолжала что-то сопоставлять в уме. – Среди моих многочисленных знакомств нет человека по имени Джованни. Или это фамилия? Скажите, а вы сами не видели того медальона или каких-то знаков на гонце, когда он был у вас в гостях живым и здоровым?

– К сожалению, нет, – ответила Полина Андреевна. – Я только и ждала дня, когда смогу всё рассказать вам. Когда я услышала из его уст знакомое имя, я тут же стала думать, как устроить нашу встречу. Я стала намекать опекуну, а потом и просить о поездке в столицу, да так, что он понял, что это имеет для меня важность и значение. Сначала он просто наотрез отказывал, но после, видимо, по совету Пендоцкого, поставил условие. Он тратит деньги и время на поездку, но по возвращении я становлюсь его супругой. Мне было дорого время, и я согласилась. Дала слово. Теперь я только на вас уповаю, потому что просто огласить деяния моего опекуна я не посмею никогда. Я случайно слышала их разговор с Пендоцким перед отъездом, не про меня вовсе, нет. Но тот наставлял его перед поездкой и давал ему указания. Как я поняла, и в городе, и по всей дороге у Пендоцкого есть свои люди, причём такого плана, что не остановятся ни перед чем – «на все случаи», как сказал он барону, сообщая, где и как их найти. Я боюсь, что не проживу и дня, даже если меня оградят от самого барона Качинского.

– Милое дитя! Мы уже испытываем его терпение и нам пора расставаться, – Мария была под впечатлением от рассказа Полины, но понимала, что сейчас предпринять им действительно нечего. – Обещаю, что сделаю всё возможное по вашему делу. И прежде всего хочу заверить вас в моём полном восхищении вашей силой, выдержкой и самообладанием. Я горжусь, что мы находимся в родстве! Многое будет зависеть от того, что решит ваш опекун – остаться здесь или увезти вас обратно в ваши болота. В любом случае дайте мне знать об этом. Пишите открыто. Мы сейчас договоримся о тайном языке, и все будут принимать написанное за простую женскую болтовню. Маргаритка – цветок из венка невесты. Если вы упомянете её, то я пойму, что вас увозят. Розы – мои любимые цветы, говоря о них, вы сообщаете мне, что пока остаётесь рядом. Можете при случае вспомнить наше родство, а я его не скрываю, и предложить мои услуги по ведению вашего заказа у Анриетты, если он всё-таки увезёт вас отсюда. Это станет дополнительным поводом для переписки между нами. Ничего не бойтесь! До конца октября ещё уйма времени. И да! На крайний случай опасности. Ядовитые лилии! Напишите про них! Я пойму, что вам что-то угрожает и нужно действовать срочно.