Сандра Паретти - Роза и меч

Граф опустил голову. Первая же мысль была о Каролине. Он должен быть с ней. Немедленно, прежде чем она узнает это от других. Наполеон положил руку на плечо графа и тихо произнес:

– Всегда уходят лучшие… – Его волевое лицо на какой-то момент утратило спокойствие, и на нем проступило глубокое изнеможение.

Снаружи раздались голоса. Полог раздвинулся, и нерешительно вошел солдат охраны.

– В чем дело? – набросился на него император. – Я хочу, чтобы мне не мешали!

– Ваше величество! Там упала в обморок молоденькая девушка… около кареты… она нашла мертвого.

Не успел он договорить, как граф опрометью выбежал из палатки.

Каролина неподвижно лежала на теле убитого, обвив его руками. Волосы выбились из-под мехового берета и черными тяжелыми прядями ниспадали на лицо Альбера, закрыв смертельную рану.

– Каролина! – Граф осторожно помог дочери подняться.

Она не противилась и прислонилась к отцу, уткнувшись лицом в его плечо. Оберегающим жестом граф обнял ее и хотел увести, но заметил императора, последовавшего за ним.

– Ваше величество, позвольте вам представить мою дочь, – граф наклонил голову к Каролине и тихо что-то ей сказал.

Она высвободилась из его объятий. Однако отец напрасно ждал, что дочь склонится перед императором в реверансе.

Каролина стояла неподвижно, высоко держа голову. Ее взор был устремлен на легендарного мужчину в зеленом мундире, на его лицо, бледное в холодном свете серого дня. До этого она видела императора лишь издали – во время парадов и на портретах. То, что он излучал сейчас, на таком близком расстоянии, был не в состоянии передать ни один портрет.

– Графиня, – прервал Наполеон молчание, – я понимаю вашу боль. Я страдаю вместе с вами.

Она прямо посмотрела на него, ее глаза вдруг превратились в два черных жгучих уголька.

– Тогда вам приходится страдать с очень многими, с миллионами! – Ее голос был тихим, ледяным и обвиняющим, полным ненависти.

Граф схватил дочь за локоть. Ужас был написан на его лице.

– Ваше величество! Простите! Это шок, она не ведает, что говорит.

Каролина вырвалась из рук отца и сделала шаг к Наполеону. Движением руки показала на мертвого Летерпа на полу кареты, потом в сторону, туда, где на голой земле лежали измученные, оборванные солдаты – остатки великой армии. И вдруг всхлипнула – и рухнула на землю.

Император подхватил ее на руки. На лице девушки, еще секунду назад полыхавшем от ненависти, было выражение детской беспомощности. Из-под длинных черных ресниц катились слезы.

– Ваше величество… Простите! Я позабочусь о своей дочери. Здесь поблизости есть монастырь цистерцианок. Туда я ее и отвезу.

– Это теперь касается и меня, граф, – император подозвал охрану и отдал короткий приказ.

Принесли носилки. Четверо слуг положили на них бывшую без сознания Каролину, прикрыли сверху красным шелковым покрывалом и задвинули носилки в просторную императорскую карету. Привели верховых лошадей, и Наполеон вместе с графом поскакали впереди кареты к монастырю.

Каролина поставила поднос на столик возле кровати и откинулась на подушки. Прошло четыре дня с тех пор, как ее привезли в монастырь. По распоряжению настоятельницы сегодня ее кровать выкатили в зимний сад.

Ночью пришла весна. Через высокую застекленную стену светило яркое мартовское солнце.

Настоятельница переходила с медной лейкой от одного растения к другому. Эти двадцать квадратных метров цветущих зарослей с выложенной камнем дорожкой посередине и плещущимися фонтанчиками у стен были ее единственной радостью. Время от времени она бросала взгляд на гостью. Первые два дня та была без чувств. Потом жизнь постепенно вернулась к ней. Однако она ничего не ела, оставалась апатичной, безучастной ко всему, и настоятельнице никак не удавалось расшевелить ее, пробить это жутковатое молчание. Подойдя ближе, настоятельница увидела пустой поднос. Графиня все съела: рис, фрикасе из дичи, салат, ореховый крем. Настоятельница отставила в сторону лейку и присела к девушке на кровать.

– Я рада, что вам лучше. Значит, я могу сегодня отослать курьера. У вас есть особые сообщения для императора?

– Для императора? – Каролина невольно приподнялась. – Как я могла бы себе такое позволить?

– Он был очень озабочен вашим здоровьем. И настоятельно просил меня держать его в курсе.

Каролина опустилась на подушки. Ее лицо замкнулось. Странные чувства боролись в ней. Значит, это была правда, а не лихорадочный бред… Она противилась этому всеми силами, но голос и взгляд Наполеона преследовали ее, тревожили. Ей казалось, что она продолжает слышать и ощущать их на себе. Это было насилием над ее волей, рядом с которым меркло все остальное: воспоминания об Альбере, отчаяние, вызванное его смертью, бессильная ненависть к тому, ради кого он отдал жизнь. Она попыталась стряхнуть с себя таинственное наваждение.

– Что с моим отцом? – спросила она. – Вам что-нибудь известно о нем?

– Он уехал вместе с императором в Париж.

– Без меня? – Каролина сказала это скорее сама себе.

Настоятельница подняла брови.

– Мне кажется, молоденькой девушке здесь безопаснее.

В ответ Каролина звонко, вызывающе рассмеялась. «Мое первое впечатление было верным», – подумала настоятельница. Когда четыре дня назад девушку принесли без сознания, при виде спутанных черных волос, обрамляющих красивое лицо, и в обмороке хранившее следы гордыни и непокорства, ей пришло на ум сравнение с дремлющим хищником. С существом диким, строптивым и сильным. Что бы ни случилось с этой девушкой, она найдет в себе силы вновь подняться, восстать, как птица Феникс из пепла. Настоятельница непроизвольно покрутила кольцо, которое носила на мизинце левой руки. На темно-синем лазурите был выгравирован герб герцогов де Ламар Феникс. В семье веками жила вера в магическую силу сказочной птицы. Ей она не помогла ни разу. Герцогиня была полностью сломлена тогда, десять лет назад, получив известие о смерти возлюбленного. Она покинула Париж и удалилась в монастырь. В Париже до сих пор бродят слухи, что герцогиня Элиэтт де Ламар скрывается под вымышленным именем в Англии. Лишь один человек знал правду: ее сводный брат Жиль. Но и ему не удалось вернуть ее к прежней жизни. Все ее существование было сплошным ожиданием, она это прекрасно понимала: ожиданием смерти. Но эта молодая особа была сильным созданием, для нее всегда будет существовать другой манящий берег – жизнь.

Голос Каролины вывел настоятельницу из задумчивости.

– А неприятель?

– Приближается к Парижу! На этот раз все поставлено на карту.

Симон знал, что делал, оставив в монастыре жеребца Каролины. Когда она узнала об этом, удержать в постели ее было уже невозможно. Два дня настоятельнице еще удавалось помешать ее конным прогулкам. На третий день Каролина уже не спрашивала. Ранним утром она вывела Месяца из конюшни и поскакала за ворота монастыря.