Елена Арсеньева - Пленник богини любви [litres]

И все это сделал с ними Нараян.

Привычная ненависть вспыхнула в ней. Теперь она не помнила, что Нараян минуту назад вырвал ее из бездн мучительной, оскорбительной ревности. Он снова стал ей лютым врагом – каким был всегда. Подобно магарадже, подобно Тамилле! Все-таки не так легко избавиться от призраков прошлого, и даже мимолетное воспоминание об этом имени резануло ее по сердцу, так что во взгляде, брошенном на Нараяна, загорелась такая лютая злость, что он даже отпрянул от неожиданности.

– Уйди, – сказала Варя глухо. – Уйди, мне душно, когда ты здесь! Ты превратил мою жизнь в горькую муку – будь же милосерден, избавь меня от своего присутствия.

Нараян вскочил так резко, что золоченая лампа, стоящая рядом с ним, едва не рухнула. Нараян поймал ее, поставил на место и стремительно вышел.

Ага, так, значит, что-то еще осталось в этом мире, способное вывести его из себя! Слабая улыбка скользнула по губам Вари. Вдобавок до нее донесся какой-то далекий шум. Может быть, у этих лунопоклонников что-нибудь случилось и Нараян вернется еще не скоро?

Ей стало ощутимо легче дышать, и даже тошнотворный комок откатился от горла. Она осмотрелась уже с меньшей ненавистью к окружающей ее навязчивой роскоши, и взгляд ее упал на темное масляное пятно, изуродовавшее серебристо-голубоватое поле ковра…

Сердце Вари дрогнуло.

Как же она не подумала об этом раньше?! Спасение-то совсем рядом – спасение, и свобода, и встреча с тем, кого она не переставала – не могла перестать любить! Она уже было уверилась, что смерть глуха к стенаниям несчастных, ибо не меньше двадцати раз призывала ее… призывала тщетно! А ведь, оказывается, в ее власти в любой миг превратить эти покои в грандиозный костер, подобный тому, на который она так жаждала взойти!

Варя подошла к лампе и, склонившись, ощутила на своем лице жадное, раскаленное дыхание Агни. Спокойно встретила его пылающий взор… Если как можно щедрее облить все здесь маслом, то костер вспыхнет мгновенно, и смерть будет быстрой. Ее душа не дрогнула при мысли о том, как пламя обоймет тело. Она была готова бестрепетно шагнуть в погребальный костер Василия – готова к этому и теперь. С радостью!

Да, прямо сейчас! Когда еще выдастся счастливая минута, чтобы оказаться одной, без не-усыпного надзора Нараяна или этих молчаливых жриц, которые стерегли ее днем и ночью? Сейчас их нет – наверное, что-то и впрямь случилось на острове Луны. Шум доносился все отчетливее, и никто не спешит ворваться в покои Чандры, чтобы вперить в нее неусыпный, надзирающий взор.

Надо молиться, чтобы этот шум задержал их подольше. Варя должна успеть! Она перехитрит их всех и будет свободна – скоро, совсем скоро. И увидит Василия вновь! И попросит у него прощения.

Варя засмеялась от счастья и, вскочив, ринулась вдоль стен, опрокидывая один щедро заправленный благоуханным маслом светильник за другим. Уродливые жирные потеки расползались по стенам, причудливые пятна испещрили ковры. Варя осторожно побрызгала на свое темно-синее, затканное серебряной нитью сари, умастила руки, ноги, лицо, стараясь не думать о боли, которую испытает, когда жала огня будут впиваться в ее тело. Наверное, она будет кричать… «Но это же недолго, право, недолго!» – успокоила она себя, будто ребенка, и еще раз окинула взглядом дело своих рук.

Лампы, лишенные пищи, горели вполсилы, в покоях стало темнее. «Ничего, сейчас опять будет светло! – улыбнулась Варя. – Ну, Господи, прости, прими мою душу грешную!»

Она троекратно перекрестилась и, сняв со стены самую яркую лампу, подняла ее над головой, чтобы, размахнувшись, швырнуть на ковер, как вдруг что-то сильно потянуло ее – и она почувствовала, что рука пуста. Взглянула с ужасом, недоверчиво – лампа исчезла, словно вырванная неведомой силой. Как же, неведомой! Силе этой было все то же имя, отнимающее надежду, – Нараян.

Лицо его было страшно, а взгляд жег Варю, чудилось, сильнее того огня, которому она намеревалась обречь свое тело.

– Что ты задумала? – тихо, яростно спросил он.

– Разве не видишь? Я хотела избавиться от тебя и соединиться со своим мужем.

– Ты хотела убить богиню! – выдохнул Нараян и с торжеством увидел, как бледность покрыла лицо Чандры, а ненависть, исказившая ее черты, сменилась ужасом.

Только сейчас Варя осознала, что, забывшись, она приговорила к страшной смерти не одну себя. Мгновенно промелькнуло чудовищное зрелище горящего маленького существа, которое корчится в объятой огнем материнской утробе, – и ярость, дававшая силы, покинула ее.

Слабость нахлынула такая, что ноги подкосились. Она упала бы, когда б Нараян не подхватил ее, не прижал к себе. Варя уткнулась лицом в его грудь – и страшное напряжение предсмертных минут вдруг излилось неистовым потоком слез. Почти лишившись сознания, задыхаясь от рыданий, она будто сквозь сон ощущала обнимавшие ее руки Нараяна, его губы, которые покрывали поцелуями ее лицо, шею, спускаясь к груди. Варя почувствовала, что Нараян подхватил ее на руки, шепча:

– Никто не коснется тебя! Никому не отдам… ты моя! Жизнь моя, смерть, душа моя и…

Безумный, бессвязный шепот летел мимо сознания Вари, не задевая; она не различала смысла слов, почти не ощущала жарких поцелуев Нараяна.

Беспамятство завладевало ею – и вдруг… вдруг жизнь обрушилась на нее во всем своем сверкании и многозвучности, воплотившись в голосе, который прозвучал с внезапностью грома средь ясного неба:

– Убери лапы от моей жены, чертов колдун!

Теперь Варя ощущала руки Нараяна, как тугие змеиные кольца, обвившие ее тело. Она забилась, закричала, разрывая эти давящие путы, охваченная смертельным страхом, что голос, ударивший ее в самое сердце, лишь сон, который прервется, непременно прервется, если она не успеет вырваться.

Нараян не отпускал ее, однако гром преобразился в ураган, в смерч, который вырвал ее из этих омерзительных объятий и… и, о господи, другие руки сомкнулись вокруг ее тела желанными оковами, другие губы прижались к ее губам, другой голос успел выдохнуть:

– Моя любовь!.. – прежде чем прерваться в поцелуе.

Чудилось, минула вечность, прежде чем они оторвались друг от друга и слились взорами так же, как только что сливались устами.

Не находя слов, Варя изумленно оглядывала Василия: чакра на тюрбане, тончайшая кольчуга, облегающая могучий стан, будто перчатка, светлая щетина на осунувшихся щеках, шалая улыбка твердых губ, влажные, хмельные от счастья глаза…

Он был похож на сказочного богатыря, сотканного из пряжи ее горячечных неутоленных сновидений, и, вновь поддавшись ужасу, что это лишь призрак, Варя принялась трогать, хватать его за плечи, с восторгом ощущая жар живой кожи под металлическим кольчужным холодком. И тогда, словно желая развеять всякие сомнения, Василий с неистовой силой стиснул ее в объятиях, впился в губы с алчностью искателя сокровищ, дорвавшегося до вожделенного клада.