Джанет Оак - Расцветающая мечта любви

– И вы все сами сделали? Все? Девочки весело рассмеялись, довольные тем, что их план удался, и Марти так удивлена их достижениями.

– Мы готовили вместе, – объяснила Мелисса. – И Эмми Джо тоже. Она сварила картошку и сделала салат из капусты.

– Мелисса пожарила курицу и испекла печенье, а Белинда сварила овощи, – быстро вставила Эмми Джо, не желая преуменьшать заслуги подруг. – Кроме того, Белинда испекла пирог, – по размышлении добавила она.

– Твой любимый, с пряностями, – заявила Белинда.

Когда обед подошел к концу, детей позвали с веранды, и вся семья спела: «С днем рождения!» Маленьким не терпелось приступить к вручению подарков. Марти преподносили заботливо выбранные или собственноручно изготовленные подарки, и она снова и снова радостно восклицала.

Девочки вручали подарки, когда все члены семьи закончили это делать.

– Бабушка, я хочу подарить тебе вот это, – заметила Мелисса, передавая ей аккуратно упакованный в нежно-голубую бумагу сверток.

Марти распаковала его и нашла внутри книгу «Путешествие пилигрима» в прекрасном переплете. Она поняла, что Мелисса выбрала эту книгу из собственной библиотеки, и оттого она стала ей еще дороже.

Следующей была Эмми Джо. Ее подарок был упакован не так аккуратно, но она выбрала яркую и пеструю бумагу. Марти начала разворачивать подарок, заметив, что у нее от волнения трясутся руки. Она сняла бумагу и вдруг увидела глаза Мелиссы. Оказывается, Эмми Джо попыталась нарисовать ее портрет. Ей и правда удалось передать сходство! Конечно, способности Эмми Джо требуют долгих лет учения и тренировки, но Марти была поражена тем, что у нее так хорошо получается.

– Ого, Эмми Джо! Ты молодец! Картина замечательная! – воскликнула Марти, и все родные столпились вокруг нее, чтобы полюбоваться работой девочки. Все поздравляли ее и восхищались, и Эмми Джо сияла от удовольствия.

Когда волнение утихло, Белинда сделала шаг вперед и подала Марти небольшой сверток.

– Помнишь кружевной воротничок, который тебе понравился? – пробормотала она. – У меня не было денег, чтобы его купить, но я нашла похожий узор и связала его для тебя.

Он, конечно, не такой красивый, но...

Марти вытащила из бумаги кружевной воротничок. Белинда постаралась. Марти провела кончиком пальца по цветочному рисунку.

– Да нет же, он еще красивее! – нежно произнесла она.

В ее глазах отразилась благодарность, которую она не могла выразить словами:

– Спасибо, Белинда. Всем спасибо! Знаете, это самый прекрасный день рождения в моей жизни!

Кларк рассмеялся.

– Слушай, мать, – заметил он, – по-моему, ты говоришь это каждый год.

– И каждый раз это правда, – заверила его Марти.

Все посмотрели на Кларка. Родственники знали, что, по традиции, он преподнесет подарок последним.

– Ну что, моя очередь? – заметил Кларк, вставая.

У него в руках ничего не было.

– Честно говоря, – медленно произнес он, – в этом году у меня нет подарка.

Он помолчал. Все смотрели на него, не произнося ни слова. Кларк откашлялся. Никто из детей ни на минуту не поверил в то, что он не подготовил подарка для Марти.

– Во всяком случае, с собой, – продолжал он. – Мой подарок на улице. В саду. Если вам интересно посмотреть, пошли со мной.

Никто не остался в доме. Кларк шел впереди. Он взял Марти под руку и провел ее в дальнюю часть сада. Все остальные следовали за ними, стараясь угадать, что за подарок он подготовил. Марти слышала смех и шутки, но она тоже пыталась отгадать, что преподнесет ей Кларк.

– Вот он, – заметил Кларк, останавливаясь у небольшого саженца.

Деревце доходило до пояса. Казалось, в нем нет ничего особенного, но Марти понимала, что это не так. Она протянула руку и потрогала ярлычок, который висел на ветке, покачивающейся в такт дуновениям легкого вечернего ветерка.

– Яблоня «Джонатан», – вслух прочитала она и восторженно обняла Кларка. – Ах, дорогой, где ты ее нашел? Я так долго искала, но никто...

– Я специально заказал саженец, – объяснил Кларк, сжимая ее в объятиях. – Вчера украдкой пронес в сад и посадил.

Ужасно боялся, что ты меня поймаешь.

Марти оглядела родных и заключила в объятия трех девочек. Все подарки казались ей восхитительными и созданными специально для нее! Семья хорошо ее изучила. Она была бесконечно счастлива: она купалась в их любви. В ее глазах показались слезы.

– Ладно, – с улыбкой заметила она, – смейтесь, сколько хотите. Но это и правда – правда! – самый лучший день рождения в моей жизни!

Глава двадцать четвертая. ПОСЕТИТЕЛЬ

Весной и летом Дрю боролся с отчаянием. Почему так случилось, что он потерял руку? Если Бог заботится о нем, то почему Он позволил, чтобы это случилось? Почему доктор не дал ему умереть? Он бы предпочел смерть. Во всяком случае, он так думал.

Да, иногда такое бывало, хотя Дрю глубоко вдыхал свежий весенний воздух, любовался ярко-голубым летним небом и задирал голову, чтобы насладиться пением птиц.

Он почти каждый день вспоминал о Белинде. Эти мысли беспокоили его. Он не понимал, что означают чувства, которые он испытывал к этой девушке. Почему она так интересуется медициной? Как она может смотреть, когда ее брат режет людей? Неужели у нее совсем нет жалости? И хотя ее желание стать медсестрой казалось ему странным, в то же время он ею восхищался.

Дрю был уверен, что не смог бы сохранять спокойствие в ситуациях, с которыми сталкивалась Белинда. «Как она это делает? Почему?» – эти вопросы приводили его в замешательство. Он ее не понимал. Вся ее семья со странностями.

И Дрю не знал, как быть с чувствами, которые разрывали его на части.

В каком-то смысле он упивался жалостью к себе. И всетаки было что-то такое, что не поддавалось отчаянию. Он как будто воевал сам с собой. Дрю не понимал, почему он сопротивляется ощущению несчастья. Но как только ему казалось, что он готов забыть о гневе, культя напоминала о себе. Волна боли накатывала на руку, от кончиков несуществующих пальцев до плеча. Задыхаясь от муки и страха, Дрю прятал голову в подушку или, раздавленный злобой, бежал из дому. Так он боролся с собой. Он то забивался в раковину боли и негодования, то сдавался на волю желания примириться с судьбой, которая так круто с ним обошлась. Еще кое-что удивляло Дрю.

Он чувствовал, что с его матерью что-то произошло, замечал некие легкие изменения, которые нелегко передать словами.

Неужели ему померещилось, или это на самом деле так? Несколько последних лет мать Дрю закрывалась при помощи молчания и жалости к себе. Она не хотела ехать на Запад, сопротивлялась этому всеми силами. Нет, она ничего не говорила. Это не в ее стиле. Но все они знали, что она думает. Это было видно по ее поджатым губам, напряженным позам, мрачным глазам. Ее и раньше нельзя было назвать веселой или болтливой, но теперь она ушла в себя, как будто не желая делить сырую халупу с другими членами семьи.