Софи Барнс - Герцог из ее грез [litres]

– Я просмотрел предложенный вами законопроект, – заметил между тем Йейтс, отправляя в рот кусочек пирожного.

– Благодарю вас. – Томас перевел взгляд на графа. – Однако не похоже, что этот законопроект будет одобрен. Так что лучше поговорим о чем-нибудь другом. Да и дамам эта тема вряд ли интересна. – Герцог вежливо напомнил о том, что в приличном обществе не принято говорить о политике.

– Напротив, для меня это очень любопытно, – заявила леди Джульетта.

– Сей предмет слишком скучен, – настаивал Томас.

– Не хотите ли вы сказать, будто нам не хватает терпения или ума, чтобы это понять? – вмешалась Амелия.

– Разумеется, нет. Я не это имел в виду.

А что еще мог он ответить, коль скоро глаза всех присутствующих были устремлены на него? Герцог бросил взгляд на Амелию, которая наконец-то решила удостоить его вниманием. Ну ладно…

– Я пытаюсь добиться изменений в закон о наследовании.

Тибс зашелся хохотом, но затем резко оборвал смех, когда никто его не поддержал.

– Вы это серьезно?

– Сейчас закон не предоставляет никаких прав детям, рожденным вне брака. Многие из них так и остаются непризнанными, а это несправедливо. Мужчина должен отвечать за свои поступки. Он должен четко осознавать: нельзя заводить детей по минутному капризу, не отвечая за последствия.

– Вы неравнодушны к этому вопросу, – заметил Бертон.

– У него самого есть бастард, – тихонько пробормотал Йейтс.

Он просто констатировал факт, в его голосе не было ни малейшего намека на желание задеть собеседника, и все же Томасу почудилось, будто ему в грудь вонзили кинжал. Он скрипнул зубами и обратился к Йейтсу:

– Я был бы очень признателен, если бы вы не говорили о нем впредь в подобном тоне.

– Примите извинения, если я вас обидел, – отозвался Йейтс. – На самом деле, если хотите знать, я считаю ваш законопроект весьма своевременным.

– А что вы скажете о разделе, который касается наследования титулов? – Теперь Томасу действительно было интересно услышать мнение графа.

– Ну-у, если оставить это на усмотрение отдельных лиц в каждом конкретном случае…

– Погодите, – перебил его Тибс. – Что именно вы предлагаете относительно титулов?

– Чтобы каждому пэру предоставлялось право самому решать, передать ли свой титул внебрачному сыну, – объяснил Томас.

На минуту воцарилось молчание, а затем Амелия произнесла:

– Мне думается, что это…

– Нелепо? – предположил Тибс.

– Во всяком случае, борьба в парламенте предстоит нешуточная, – констатировал Лоуэлл.

– Я хотела сказать, что нахожу этот проект достойным восхищения. – Амелия потупилась и откусила кусочек пирожного, а затем добавила дружелюбным тоном: – Желаю вам успехов в этом предприятии, ваша светлость. Нет ничего лучше, чем бороться за благо детей.

– Предлагаю принять это во внимание, – вмешалась леди Эверли, желая положить конец обсуждению, – и пройтись, чтобы полюбоваться Каскадом, когда он заработает.

Они все вместе покинули павильон. Томас сразу же подошел к Амелии, предложив ей руку, пока никто другой его не опередил. Девушка оперлась на его локоть, но – как заметил герцог – не без колебания.

– Нам нужно поговорить, – заявил он ей напрямую.

Они пошли впереди остальных по аллее, которая вела к одной из главных достопримечательностей Воксхолла. Томасу уже не раз приходилось видеть Каскад, и он не сомневался, что Амелию заинтересует это зрелище.

– О чем?

Он привлек девушку немного ближе к себе:

– О нас.

Она задохнулась от волнения и резко повернулась к своему спутнику:

– Я не понимаю…

– Разве эти фонари не великолепны? – раздался голос Йейтса, который вместе с Джульеттой шел следом за ними. – Как вы думаете, сколько их здесь?

– Тысячи, наверное, – откликнулся Лоуэлл за спиной Амелии. Они с Тибсом и Бертоном сопровождали леди Эверли.

– Зрелище и вправду потрясающее! – прошептала Джульетта. – Я даже не мечтала увидеть что-либо подобное.

– Мне это напоминает «Тысячу и одну ночь», – сказал Йейтс. – Вы ведь читали эту книгу?

– Нет, еще не имела такого удовольствия.

Томас замедлил шаг и пропустил Йейтса с Джульеттой вперед, чтобы никто не мешал ему разговаривать с Амелией.

– Право, теперь я вижу, что ваша сестра нашла себе поклонника.

– Возможно. – Амелия не сопротивлялась, когда герцог привлек ее к себе, чтобы дать возможность остальным пройти вперед. – Но, насколько я понимаю, сама она интересуется другим.

– Да-а?

– Пока не могу сказать, кем именно, – я сама еще не до конца в этом уверена.

– Не отставайте, – сказала им леди Эверли, проходя мимо вместе с Тибсом и Бертоном. – Я вижу, там уже собирается толпа. Если мы не поспешим, то ничего не сможем толком увидеть, а ведь сегодня обещают зрелище, какого здесь еще не бывало.

Приближаясь к Каскаду, Томас, оглядывавшийся вокруг, умышленно замедлил шаг. Они с Амелией оказались сбоку толпы, а когда девушка хотела пробиться в середину вслед за леди Эверли, герцог удержал ее.

– Не нужно, – сказал он без обиняков.

Амелия вскинула голову и встретилась с Томасом взглядом, и он увидел, что она пытается скрыть охватившее ее отчаяние.

– Пусти меня, Томас. – Девушка обратилась к нему на «ты» и почти с мольбой, и он готов был броситься к ее ногам.

– Амелия…

– Перестань. – Она попыталась высвободить руку, но Томас не отпускал ее. – Ну пожалуйста! – с мольбой проговорила Амелия.

Герцог покачал головой и увлек ее назад, подальше от толпы, к рощице, где царила темнота.

– Вы выслушаете меня, черт возьми, и прямо сейчас!

– Вы отдаете себе отчет в своих действиях? – Амелия выглядела несчастной, смущенной и рассерженной – а этот человек, вызвавший у нее целую бурю противоречивых чувств, не позволял ей даже упрекнуть его.

– Я хочу, чтобы вы знали все до конца и могли принять решение с открытыми глазами, – отрезал Томас, ведя ее между деревьями, пока они не оказались в достаточном отдалении от толпы, где никто не мог бы их услышать.

Смутившись, Амелия посмотрела на Томаса и тихо спросила:

– Что все это значит?

Он глубоко вздохнул:

– Мы притягиваем друг друга и должны поговорить об этом. Кроме того, я должен поведать вам правду о Джереми.

– Не надо, прошу вас! – Она больше не хотела слышать ни единого слова, подозревая, что герцог станет рассказывать ей о своей прежней большой любви.

– Амелия…

– Да черт тебя побери, Томас! – Ей не хотелось опускаться до грубости, однако он довел ее ранимую душу до предела, за которым уже невозможно было сдерживаться. – Я знаю, что у тебя была любовница, которую ты обожал до потери сознания. Я знаю, что она умерла, когда родила Джереми, и это разбило тебе сердце. Еще я знаю, что никогда не буду значить для тебя столько же, сколько она, – так в чем тогда смысл этого разговора? Чего ты от меня хочешь?