Селеста Брэдли - Шпион

«Нет! Я не ее любовник! Я не сдавал вас ей! Я этого не делал!» Он хотел крикнуть, но не мог издать ни звука. Друзья, отвернувшись от него, исчезали во мраке, лишая Джеймса даже своего презрения. Он остался один.

Наедине с ней.

Прохладные руки коснулись его лица. Она расправилась с его путами – они исчезли.

В чистом мерцании свечи виднелось лишь озабоченное лицо Филиппы.

Он, должно быть, напугал ее, поскольку она резко отшатнулась.

– Ты проснулся, Джеймс?

Джеймс кивнул, тяжело вдохнув. Стиснув зубы, он со свистом выдохнул, стараясь вместе с воздухом избавиться от остатков ночного кошмара. Химера окончательно растворилась в полумраке комнаты, и он сумел выдавить слабое подобие улыбки.

– Это… это было очень любезно с твоей стороны, спасибо.

Он сел на кровати, спустив ноги на пол. Филиппа опустилась, на корточки и чуть подняла свечу, чтобы видеть его лицо. Он взял у нее подсвечник и поставил его на пол между своей кроватью и постелью Робби.

Слабый свет осветил лишь скомканные простыни и подушку, на которой остался только след от головы мальчика. Постель была пуста.

– Робби!

Филиппа положила ладонь на его обнаженную руку.

– Ш-ш. Он в моей комнате и спокойно спит. Разве это не замечательно? – Она улыбнулась. – Ты его разбудил.

Это было больше чем замечательно. Ради этого стоило пережить тысячу кошмаров.

– Он… пришел в себя?

Своей широкой ладонью он накрыл ее руку и сжал, делясь своим ликованием, пожалуй, с единственным человеком в мире, который мог не только понять это ликование, но и разделить его. Не проронив ни слова, она ответила несмелым пожатием. Так они сидели, на какой-то миг забыв обо всех своих разногласиях.

Наконец Филиппа заговорила:

– Твой сон… он, вероятно, был ужасен. Ты никак не мог проснуться.

Джеймс посмотрел ей в глаза.

– Боюсь, это был не сон. Скорее воспоминания.

Она высвободила руку, но мгновение спустя их пальцы снова сплелись.

– Агата рассказала мне, что ты много месяцев провел в плену.

– Это так.

Она продолжала серьезно и сочувственно смотреть на него.

– Тем не менее ты поправился.

– Но крайней мере внешне.

Возможно, дело было в полумраке, царившем в комнате, и его одиночестве, возможно, в ее глазах, в которых не было ни тени осуждения, но неожиданно для самого себя он признался ей в том, в чем боялся признаться даже себе.

– Не думаю, что я окончательно пришел в себя.

– Объясни!

– Я помню, каким я был, но теперь я совсем не тот. Я боюсь сойти с ума.

Она рассмеялась.

Он отшатнулся, обиженный.

– Я абсолютно серьезен, Филиппа!

Она закрыла ему рот ладонью и погрозила пальцем.

Пытаясь справиться со своим смехом, Филиппа порывисто вздохнула.

Джеймс стиснул челюсти. Право, она вызывает такое же раздражение, как и Агги! Он рассказал ей о своих страхах, а что же услышал в ответ? Хохот!

Она вытерла глаза.

– Прости, Джеймс. Просто я ожидала, что ты скажешь: «Я болен», или «Моя душа истекает кровью», или что-то в этом роде. – Она сдавленно хихикнула. – Но сумасшествие? Об этом тебе следует волноваться меньше всего.

– Почему ты так думаешь?

– Во-первых, потому, что ты самый здравомыслящий человек из всех, кого я когда-либо встречала. А во-вторых, люди, которые действительно теряют рассудок, как правило, считают, что они в здравом уме.

– Но эти кошмары, это мрачное настроение? Что это, если не начало безумия?

Она покачала головой.

– Думаю, ты очень опечален потерей друзей. Ты не позволил себе их оплакать, но не можешь простить себя.

– Как я могу простить себя, если предал своих друзей? Я убил их всех!

– Нет, не ты. Их убили французские шпионы. Те самые, которые похитили тебя и в течение нескольких месяцев держали в плену. – Она отвела взгляд. – Я спрашивала Агату. Ты не предавал своих товарищей. У тебя могли похитить информацию, вырвать ее угрозами или пытками, но вины твоей в этом было бы не больше, чем вины Робби в его сиротстве.

Она подвинулась ближе и взглянула ему в глаза. Потом взяла его лицо в ладони, так что он вынужден был смотреть на нее.

– Оплакивай своих товарищей. Свою неудавшуюся любовь. Но избавься от чувства вины. Не живи прошлым. Многим людям и прежде всего тебе самому необходимо смотреть в будущее.

Джеймс покачал головой:

– Таких людей нет, я сделал все для того, чтобы освободиться от любых привязанностей.

– Освободиться от привязанностей? И ты серьезно считаешь себя абсолютно одиноким и удручающе свободным? А как же твоя сестра? Как «лжецы»? А как Робби, Стаббс и даже Денни? Ты ходячий комок привязанностей! Мы все таковы! – Она покачала головой, словно удивляясь его непонятливости. – А обязательства? У тебя же куча обязательств. У тебя есть Эпплби. И семья. И Господь, и страна, и…

– Хватит! – Джеймс зажал ладонями уши.

Как он мог общаться с этими людьми, рискуя причинить кому-либо боль? Как мог жить, не думая об их душах и предавая их своим легкомыслием? Это было непосильное бремя.

– Джеймс, не забывай…

– О чем ты?

Голос Джеймса проскрипел, как заржавевшая дверная петля.

Филиппа говорила нежно и спокойно. Джеймс отнял ладони от ушей и ловил каждое слово.

– Привязанности – не бремя. Любая привязанность, как правило, взаимна. Кто-то зависит от тебя, но ведь и ты от кого-то зависишь. – Она рассмеялась. – Ты не мог бы остаться в одиночестве, даже если бы захотел. Ты поддерживаешь близких тебе людей, так же как они поддерживают тебя.

Надежда забрезжила в его душе. Неужели это так? Неужели эти путы были не ловушкой, а сетью? Неужели все они связаны именно таким образом? Значит, он не одинок?

Он вновь почувствовал прохладные ладони на своем лице, Филиппа легонько сжала его щеки, призывая посмотреть ей в глаза. Эти сияющие глаза, такие красивые, полные жизни.

– Ты поддержишь меня, Филиппа? Ты можешь стать одной из тех, кто по-настоящему поддерживает меня?

Она опустилась перед ним на колени и посмотрела ему в глаза.

– Я не знаю, Джеймс Каннингтон. Я рассчитывала задержаться в Лондоне ненадолго, лишь для того, чтобы найти способ помочь отцу. Не знаю, есть ли у меня будущее в «Клубе лжецов», какое решение примет лорд Этеридж.

Он взял ее руки в свои ладони. Глядя на ее изящные пальчики, он искренне изумлялся, как он мог быть таким слепым и так долго не замечать этих тонких рук, этой изящной шеи. Ее пальцы были прохладными, и, стараясь согреть их, он накрыл ее руки своими ладонями.

– Джеймс, что касается моего обмана…

– Филиппа, у тебя были другие мотивы, кроме преданности и желания выжить?

– Ну, были кое-какие.

– Какие?

– Чисто эгоистические, я говорю, о нашем свидании в кладовке.

Джеймс замялся.

– Потому что ты влюбилась в меня?