Джулия Берри - Нежная война [litres]

– Эй, – возмущается Арес. – В клятве для Аполлона не было ругательств.

– Это потому, что я рос вместе с тобой, – мрачно говорит Гефест.

– Арес, – успокаивает его Афродита. – Он обижен на тебя, только и всего. Почему бы тебе не поведать нам свою точку зрения на эту историю?

Арес поднимается и обращается к суду:

– Я не хочу делать этого ради него, – говорит бог войны. – Но раз уж ты настаиваешь, я расскажу вам историю. Хотя бы для того, чтобы разбавить твою слащавую мелодраму.

Рядовой Джеймс Олдридж и его отряд выстроились в ровную линию на тренировочной площадке, чтобы начать подготовку по штыковому бою. Они находились в нескольких милях от траншей, и Джеймс никак не мог привыкнуть к постоянному реву артиллерийского обстрела.

– Закрепить штыки! – рявкнул командир, и Джеймс привинтил лезвие к своей винтовке «Ли-Энфилд».

– Встать на позицию!

Джеймс быстро поднял винтовку левой рукой и обхватил ее правой, прицеливаясь концом лезвия в горло воображаемому немцу.

– Олдридж, – сказал кто-то. – Разведи ноги шире.

Это был рядовой Фрэнк Мэйсон – рыбак из Лоустофта. Недавно он восстановился после ранения в ногу и теперь проходил переподготовку.

Их командир ходил вдоль рядов, поправляя тех, кто неверно встал в позицию.

– Исходное положение!

Осунувшись от усталости, солдаты опустили винтовочные штыки.

– Приказа засыпать не было, солдат!

Высокий и крепкий рядовой Билли Натли – фермерский парень из Шропшира – мог бы стать опасным бойцом, но больше походил на огромную мишень.

– В позицию!

Штыки поднялись вверх.

– Цельтесь им в горло, дамочки! – лицо командира было красным. – На поле боя либо убиваешь ты, либо убивают тебя. Немцы не знают пощады. Цельтесь в горло!

Джеймс облизал губы и прицелился в невидимое горло.

– Выпад!

Солдаты выбросили штыки вперед и прочертили ими невидимую линию.

– Сделали выпад – провернули лезвие! Вытащите их кишки наружу!

Джеймс делал выпад и проворачивал лезвие. Возвращался в исходное положение и начинал снова. Позади него то же самое делал жилистый уэльский парнишка Чад Браунинг.

– Горло и подмышки – крайне уязвимые места, – рявкнул их командир. – Лицо, грудь, живот! Если нападаете со спины – цельтесь в почки. Или вы, гении, забыли, где находятся почки? Исходное положение!

Исходное положение.

Командир расхаживал вдоль рядов.

– Теперь найдите себе чучело.

Они подошли к покосившимся деревянным виселицам, на которых болтались соломенные чучела, изображавшие немецких солдат.

– Немецкий солдат – это безжалостная машина для убийств, – сказал командир. – Смертельное оружие в руках кайзера. Разница между его вспоротым брюхом и вашим перерезанным горлом – доля секунды.

Джеймс коснулся своей шеи.

– Выживание на фронте, – крикнул командир, – зависит от вашей готовности убивать! В позицию!

Штыки наготове.

– Строевая стойка!

Винтовки поднялись вертикально вверх.

– Позиция!

Наготове.

– Выпад!

Удар штыком прямо в чучело.

– Позиция!

Все сначала.

– Выпад! Поворот! Убей, убей, убей! Повторяйте!

Джеймс тяжело сглотнул.

– Убей, убей, убей!

– Не так, жалкие тряпки! Они вами пол вытрут!

– Убей, убей, убей!

Джеймс убеждал себя произнести это вслух. Просто сделать то, что от него хотели. Он совершил очередной выпад в сторону соломенного фрица, изображая безжалостную машину для убийств. Словно он смертельное оружие в руках короля Георга.

– Исходное положение. Снять штыки. Завтра будем тренировать рукопашный бой.

Они направились обратно в свои бараки. Из столовой доносился сомнительный запах, но Джеймс так проголодался, что был готов есть даже консервы.

Вдруг рядовой Чад Браунинг запел своим высоким, гнусавым голосом:

– Какую плату? – пробормотал Натли. – Мы-то вряд ли ее получим.

– Кто-нибудь тебя услышит, Браунинг, – предупредил кривоногий Мик Веббер – каменщик из Ратленда. – Ты что, хочешь провести ночь на гауптвахте?

– А мне нравится сливово-яблочный джем, – признался Билли Натли.

– Посмотрим, как ты запоешь, – пробормотал Мэйсон, – когда на протяжении шести месяцев будешь есть только этот проклятый джем.

– Мэйсон, – сказал Джеймс. – Там правда так ужасно, как говорят?

– Скоро сами узнаете.

– Эта война должны была закончиться до того, как я стал совершеннолетним, – все, что говорил Браунинг, звучало как шутка. – Хотел бы я знать, куда можно подать письменную жалобу.

– Ты уж прости, что мы не справились с немцами до твоего призыва, сынок.

– А что насчет еды? – спросил Натли. – В траншеях она такая же отвратительная, как здесь?

– Хуже, – Мэйсон шутливо пихнул Натли локтем. – Но тебе сильно повезет, если невкусная еда окажется твоей главной проблемой.

– Я бы хотел получить травму, вроде твоей, Мэйсон, – вмешался Веббер. – Достаточно серьезную, чтобы меня отправили домой, к моей девушке, но не настолько страшную, чтобы она перестала меня любить, – он ухмыльнулся. – Как ты умудрился сделать так, чтобы тебя ранили в ногу?

Джеймс постарался не думать об изуродованных лицах, которые он видел около госпиталей. Он представил себе милое лицо Хейзел. Как много шрамов должно появиться на его теле, чтобы она начала смотреть на него с отвращением?

Выпад. Поворот. Убей.

– Мэйсон, вам часто приходилось использовать штыки? – спросил он.

Мэйсон улыбнулся.

– Из них получаются отличные консервные ножи и подсвечники, если вставлять их в стены траншеи. И нет ничего лучше штыка, когда нужно поджарить ломоть хлеба над костром.

– Если позволите, – просит Афродита. – Я вызову еще одного свидетеля.

– Может, нам стоит спуститься в танцевальный зал, чтобы вместить всех твоих свидетелей? – спрашивает Гефест.

– О-о, позови кого-нибудь с роялем, – оживляется Аполлон. – Я спою.

– Это совсем не обязательно, – уклончиво говорит богиня. – Вызываю третьего свидетеля.

Тучи затягивают небо, скрывая все звезды, и стены номера содрогаются от сильного толчка. Такое ощущение, что где-то под землей со скоростью света прошел поезд, размером с огромный океанический лайнер.