Лора Мартин - Как завоевать шейха

Он хотел, чтобы они оба желали одного и того же, хотя не мог точно сказать, чего именно. Малик не рассматривал ситуацию, когда бы Рэчел стала его любовницей, – сама идея казалась ему позорной. Она слишком хороша и слишком много для него значила, чтобы предлагать ей такое. Малик считал, что больше никогда не женится, – шрамы от брака с Алией в его душе еще остались. Тем не менее он не мог не признать, что идея жениться на Рэчел не казалась ему отталкивающей. Она добра, заботлива и станет хорошей матерью для его детей. Да и идея каждый вечер ложиться с ней в постель была невероятно привлекательной. Оставалось только решить вопрос с любовью. Рэчел мечтала о любви. Она хотела, чтобы ее любили, и заслуживала этого. А Малик никогда не любил раньше и не знал, как начать.

Он знал, что Рэчел не станет его женой и не останется в Гурии без любви. Мысль о том, что он может потерять ее, причиняла острую боль, словно меч, вонзавшийся в плоть. Он не мог представить жизни без нее. Иногда во время долгих и утомительных переговоров он утешал себя мыслью, что увидит в конце дня ее улыбку. Малик хотел бы постоянно видеть ее рядом, а она вот-вот покинет Гурию, и они расстанутся навсегда. Ее могло удержать только объяснение в любви. Но как Малик мог ей его дать, если сам не знал, что такое любовь?

Надо было что-то делать. Нужны были какие-то упреждающие меры, пока Рэчел еще здесь. Необходимо найти решение, устраивающее всех. Поцеловав детей, Малик направился в комнату Рэчел. Он еще не решил, что скажет и как убедит Рэчел остаться. Но попытаться стоило.

У двери ее комнаты шейх остановился. Годы управления государством научили его не пасовать перед трудностями, и он бросился головой в омут. Постучав, он, не дожидаясь ответа, открыл дверь и вошел.

Рэчел удивленно подняла голову с подушки.

– Не уезжай, – сказал Малик.

Рэчел покачала головой.

– Я должна.

Малик почувствовал, как сердце пронзила боль.

– Останься.

– Нам обоим будет лучше, если я уеду.

– Нет, мне не будет лучше без тебя.

Рэчел села и посмотрела на Малика глазами, полными грусти. И он понял, что проиграл, даже не начав спора.

– Что ты предлагаешь? – спросила Рэчел. – Чтобы я осталась гувернанткой твоих детей и мы тратили уйму сил на то, чтобы избегать друг друга?

– Все будет не так.

– Именно так. Я не хочу стать причиной, по которой ты будешь меньше видеть своих детей. Я не буду стоять между вами.

Несмотря на печаль, Малик почувствовал гордость за Рэчел. Даже в такой ситуации она в первую очередь думала о благе детей.

Он присел на край постели и взял руку Рэчел.

– Этого не должно было произойти, – грустно произнесла она.

В ее голосе слышалась печальная покорность. Какая-то странная обреченность. Ничего подобного в ней раньше не было. Малик понял, что признание в любви для нее очень много значило. И то, что она оказалась отвергнута, уничтожило ее. Малик больше всего на свете желал бы все исправить, но что-то внутри его твердило, что он не может ей дать то, что ей необходимо. Убеждать ее остаться – значит продемонстрировать эгоизм. Малик не смог бы жить в мире с собой, зная, что ее прекрасная душа с каждым годом все больше увядает, потому что он не может подарить ей любовь.

– Куда ты поедешь?

Рэчел пожала плечами. За внешним безразличием Малик видел отчаяние. Он знал, что ее родителей нет в живых и она приехала в Гурию прямо из школы.

– Я найду другое место. Возможно, пока в Англии.

Узнать, как далеко она будет от него, для Малика было невыносимо.

– Дети будут скучать. Я буду скучать.

Рэчел подняла глаза.

– Ты присмотришь за детьми. Будь хорошим отцом. Чаще говори Аахилу, что гордишься им, а Амире – что она красивая. А Хакиму говори, что любишь его. Любовь не сделает его слабее. Помни об этом.

Малик кивнул. Ему хотелось закричать, что детям нужна она и что она очень нужна ему. Но вместо этого он позволил ей выпроводить себя из комнаты и закрыть дверь. У Малика едва не разорвалось сердце, когда он уловил за дверью сдавленные рыдания. Ему стало трудно дышать. А услышав характерный звук передвигаемого по полу сундука, он прислонился к стене и задался вопросом, как он умудрился так все испортить.

Малик сидел во дворе, держа Хакима на руках. Аахил и Амира играли рядом. Он упорно молчал, и детям передавалось состояние напряженности. Время от времени они бросали на отца вопросительные взгляды. Но никто из них ничего не спросил.

Шейх машинально гладил младшего сына по головке, наслаждаясь ощущением его близости. Он никак не мог понять, как ему удалось все поставить с ног на голову. У него была отличная гувернантка для детей и женщина, с которой было приятно провести время в разговоре, и в одночасье он лишился всего.

Разумеется, дети теряли гувернанток и домашних учителей и раньше. Но сам шейх почти не знал этих людей. Теперь он даже их лиц не помнил. А Рэчел он никогда не забудет. Она останется в его сердце навсегда. Она – больше, чем гувернантка, больше, чем друг.

Он, определенно, не должен чувствовать боль при мысли об ее отъезде. Он – шейх, взрослый человек и умеет принимать трудные решения. Тогда почему при мысли, что они никогда больше не встретятся, ему жить не хочется?

У него мелькнула некая странная мысль, которую он сразу отбросил, даже не осознав до конца. Разумеется, он не любит Рэчел. Люди знают, когда они влюблены. Он привязан к ней, заботится. Тревожится о ней. Но это не любовь.

Внутренний голос ехидно поинтересовался: откуда Малику известно, что это не любовь. Ведь он никогда раньше не любил. Конечно, он любил детей. Но это другое. Ему не доводилось видеть любви между мужчиной и женщиной. Если, конечно, не считать любви, погубившей Алию.

– Аахил, Амира, идите ко мне, – позвал Малик. – Мне нужно кое-что вам сказать.

К нему были обращены три пары серьезных детских глаз.

– Я должен извиниться. Последние недели я уделял вам мало внимания. Пожалуй даже, я вообще пренебрегал вами. Я слишком погряз в собственных заботах и тревогах и допустил, чтобы вы страдали от этого. Мне очень жаль.

– Что тебя тревожило? – спросила Амира.

Малик вздохнул, понимая, что лучше всего сказать детям правду, даже если они недостаточно взрослые, чтобы ее понять.

– Я беспокоился, что являюсь не слишком хорошим правителем Гурии. У меня были сомнения относительно собственных желаний и потребностей, в результате чего я усомнился и в своей способности управлять нашим чудесным королевством.

– Но ты же любишь Гурию, папочка, – сказал Хаким.

Малик заглянул в лицо своего младшего сына, и на него снизошло озарение. Даже в четыре годика Хаким знает, что отец любит свою страну. Но знает ли малыш, что отец любит его? Малик никогда не произносил этого слова, никогда не говорил детям, что любит их. Когда он был ребенком, ему тоже никто не говорил о любви. Но тогда он считал нормальным, что ребенок больше привязан к отцу, чем отец к нему.