Барбара Картленд - Любовь на краешке луны

Канеда чувствовала, что любовь переполняет ее, не поддаваясь никакой власти; ей уже казалось, что к вечеру мука эта усилится настолько, что страдания ее превысят всякую меру.

«И в этом виновата я сама» — упрекала она себя, не находя утешения.

Канеда потратила много времени на выбор платья, в конце концов отдав предпочтение одному из самых милых, однако — по вполне понятным причинам — не розовому, чтобы герцог не решил, что она пытается напомнить ему о совместном обеде.

Это платье, белое, с кушаком и бантиками из бархатной ленты, подчеркивало синеву ее глаз.

В нем Канеда казалась себе совсем юной, и, хорошенько рассмотрев себя в зеркале, она подумала, что таким образом сумеет найти оправдание своему поведению.

Но тут она поняла, что разговаривала с ним не как юная, неопытная и невинная девица.

Она преднамеренно выставляла себя искушенной во многих вещах — в том числе и в любви.

Ей вдруг подумалось, что герцог мог решить, что она обошлась с ним, как со своими прочими знакомыми, значит, нужно было объяснить ему, что это совсем не так, что лишь он один целовал ее, а до того она не хотела ничьих поцелуев.

Приготовившись спуститься вниз, она так разволновалась, что едва сдерживала дрожь.

Неторопливо идя по лестнице, не выпуская перил, она заметила задверьми карету, из которой вышли несколько человек.

И она вспомнила, как Элен говорила, что сегодня будет званый обед и родственники де Бантомов приедут познакомиться с ней.

Подобное обстоятельство естественным образом мешало Канеде переговорить с герцогом наедине, и она пожалела, что не спустилась вниз раньше, дабы получить такую возможность до прибытия новых гостей.

Войдя в салон, Канеда обнаружила там довольно людное общество, и хотя она никого не знала, все были старыми знакомыми герцога.

За обеденный стол сели восемнадцать человек; стоповая казалась величественной, потому что подсвечники посреди стола не могли осветить уголков комнаты, нуждавшихся в новой отделке.

Герцог сидел справа от бабушки, а сама Канеда оказалась между двумя пожилыми, но влиятельными кузенами, прибывшими специально, чтобы познакомиться с ней.

Она не могла слышать слов герцога, занятого разговором с бабушкой и женой еще одного из де Бантомов. Тем не менее он ни разу не глянул в ее сторону; для него она словно бы не существовала.

Кузены засыпали ее комплиментами, и Канеда едва успевала отвечать на них с подобающей вежливостью; мысли ее то и депо обращались к герцогу, и слова обоих кузенов не сразу доходили до ее сознания… Подчас им даже приходилось повторять, чтобы получить от нее осмысленный ответ.

«Я должна переговорить с ним… должна!» — в отчаянии твердила себе Канеда, когда дамы и господа, на французский манер оставив стоповую, направились в гостиную.

Уже стемнело, и зажгли свечи.

Бабушка все противилась более современному освещению. Однако так было лучше, и поскольку все женщины вокруг казались особенно привлекательными, Канеда могла не сомневаться в себе.

Она попыталась приблизиться к герцогу и уже почти добилась этого, внешне не проявляя своих намерений, но вдруг услышала, как он сказал бабушке:

— Надеюсь, вы простите меня, мадам, если я распрощаюсь. Благодарю вас за восхитительный вечер. Вы ведь знаете, что comte де Монжу уже не так молод, как прежде, и мне не хотелось бы заставлять егождать допоздна.

— Конечно, Леон, — отвечала comtesse. — Я была счастлива видеть вас. Не заедете ли завтра — или в другой день — на обратном пути?

— Завтра я уезжаю в Париж, — ответил герцог.

— Счастливец! — воскликнул Арман, прислушивавшийся к разговору. — Вот где я хотел бы сейчас оказаться!

— О, у вас еще впереди достаточно времени, чтобы насладиться тамошними вольностями, — ответил герцог.

Интонация его еще раз напомнила Канеде, что герцог понимал под словом «вольности», а Арман сразу приуныл — ведь ему приходилось оставаться дома.

Герцог поцеловал руку comtesse и повернулся, чтобы попрощаться, к мадам де Гокур.

Канеда затаила дыхание.

Она стояла рядом с мадам, а потому герцог просто не мог не заметить ее.

— Au reАи геvoir, мадам, — говорил герцог, — я восхищен нашей новой встречей и надеюсь, что следующая не заставит столь долго ждать себя.

— И я тоже, — рассмеялась мадам, — иначе даже вы уже не вырастете, а постареете.

— Чего, конечно же, следует избежать, — пошутил герцог.

«Ну, теперь, — подумала про себя Канеда, — он заговорит со мной».

Она уже была готова протянуть ему руку, но герцог, к ее ужасу, повернулся в другую сторону.

Движение это вышло у него вполне естественным: герцог намеревался заговорить с одним из кузенов де Бантом, которых он, вполне очевидно, хорошо знал.

Но Канеда поняла, что сделано это специально, чтобы избежать общения с ней.

Потом он простился еще с несколькими вышедшими в холл гостями, и дверь закрылась за его спиной.

Какое-то мгновение Канеде хотелось броситься вслед за ним — что бы ни подумали все остальные.

Однако ей стало ясно, что все равно она не сумеет переговорить с ним, так как его провожал Арман и окружали слуги.

И что вообще могла она сказать… только «до свидания».

Сомневаться не приходилось — он отнесется к ней столь же официально и безразлично, как делал это весь нынешний день.

Канеда любила его и не могла поверить, чтобы герцог не почувствовал это. Он должен был понимать, как жаждала она прикосновения его рук, как хотела, чтобы глаза его снова заглянули ей в душу.

Он ведь сказал, что она принадлежит ему, однако это было не так; герцог просто воспользовался этим выражением для описания своего физического желания.

Тем не менее Канеда видела в памятных ей словах знак нерушимого духовного союза.

Поцелуй герцога вознес ее к небу, и там — на краешке луны — она действительно поняла, что принадлежит ему, как и он ей, и что духовно они неразделимы.

«Я его никогда не увижу, — сказала себе Канеда уже ночью, — но всегда буду принадлежать ему душой и телом — потому что ни то, ни другое никогда не достанется иному мужчине».

Теперь она снова должна бежать, но теперь из Франции, потому что страна эта неразрывно связана с герцогом; оставалось только надеяться, что, оказавшись дома, в привычных условиях, она не будет столь отчаянно тосковать по нему.

Камень, выросший в ее сердце, еще более отяжелел; Канеда решила, что никогда не избавится от него… он раздавит ее своей тяжестью и лишит ее жизнь всякой радости.

Все приготовления к отъезду были завершены. Собираясь отправиться в путь пораньше с утра, чтобы вовремя попасть в город, где им предстояло провести следующую ночь, Канеда пошла прощаться с бабушкой в ее будуар.