Маргерит Кэй - Грезы принцессы пустыни [litres]

– Твоя первая находка! Как чудесно. А моей находкой стал глиняный черепок – скорее всего, от горшка, в котором готовили еду. Ты был тогда маленьким? Ты понял, что это такое? Как по-твоему, кому принадлежала найденная тобой монета? Она до сих пор у тебя? – Глаза Тахиры зажглись живым любопытством.

Кристофер улыбнулся, достал монету из мешочка, где носил ее вместе с амулетом. Его улыбка стала шире, когда она почтительно взяла монету в руку.

– Я был совсем мальчишкой, лет пяти или шести, – пояснил он, – поэтому, естественно, я воображал, будто она принадлежала римскому центуриону. Какому-нибудь храброму, закаленному в битвах аристократу в сверкающих доспехах, который собирался послать свое жалованье домой, семье. По правде говоря, – сокрушенно добавил он, понимая, что купальни и бордели всегда строились рядом, – скорее все было по-другому.

– А почему ты стал разведывать полезные ископаемые?

Кристофер перестал улыбаться.

– Надо было зарабатывать себе на жизнь. К тому же я пошел по стопам человека, который привил мне любовь к прошлому.

– И тот человек был с тобой, когда ты нашел монету? – проницательно спросила Тахира, возвращая ему реликвию. – Ты сказал: «Мы исследовали».

– Да. Тот самый. Его звали Эндрю Фордайс.

На лбу у нее появилась едва заметная морщина. Ее явно смутили его отрывистые ответы, но он ничего не мог с собой поделать, когда смотрел на римскую монету и вспоминал тот давний день. Они оба промокли насквозь, потому что долго ходили по отмелям; в сапогах хлюпало. Он вспомнил свое волнение, когда его по-детски пухлые пальцы обхватили металлический кругляш. «Будь осторожен, возможно, это ничего не значит, – предупредили его, когда он нагнулся, чтобы смыть с находки грязь и ил, и завопил от радости, увидев старинные насечки. А потом – горделивая улыбка, похлопывание по спине, которую он с годами приучился принимать как должное: – Молодец, парень! Похоже, у тебя все же есть нюх на такие вещи».

Каким невинным был он тогда! Сколько всего он принимал как должное, без вопросов. Но все оказалось не таким, как он думал. То, что он принимал за любовь и привязанность, оказалось чем-то более приземленным. За все было уплачено. Кристофер открыл глаза – он даже не осознавал, что зажмурился. Тахира выжидательно смотрела на него.

– Что, прости?

– Ты был где-то далеко, – сказала она. – Я спрашивала, чем занимался твой отец и почему ты не пошел по его стопам.

– Мой отец… – Он вовремя заметил, как рука, державшая монету, сжимается в кулак. – Меньше всего мой отец хотел бы, чтобы я пошел по его стопам. Да и мне бы меньше всего этого хотелось. – Его горячность снова озадачила ее – и усилила ее любопытство. – Мы с ним не близки, – продолжал Кристофер, прежде чем она успела спросить его еще о чем-то. – Более того, будет справедливым сказать, что мы с ним очень далеки. – Он выплеснул в песок остатки чая и выбранил себя за недостаток самообладания.

Тахира нахмурилась:

– Но ведь, раз твоя мать умерла, можно было подумать… к тому же ты сказал, что братьев у тебя нет. А сестры?

– Меня растили единственным ребенком.

Ее лицо смягчилось.

– Как грустно! То есть я не хотела… просто мне было бы гораздо хуже без сестер.

– Хотя ты бы охотно обошлась без брата.

В ответ на его замечание она едва заметно кивнула, но отвлечь ее оказалось не так легко:

– Значит, у тебя не нашлось старшей сестры, которая заменила бы тебе мать, как я для моих сестер? Кто же заботился о тебе, когда ты был маленьким?

Кристофер сжал зубы. Очень хотелось ответить, что это не ее дело, но, решив, что такой ответ лишь разожжет ее любопытство, он решил ответить правду:

– Жена того человека, который научил меня проводить изыскания. Они оба умерли в прошлом году.

– Ах, Кристофер! Как ужасно. Значит, в живых остался только твой отец?

– Насколько мне известно, отец тоже умер. Надеюсь, ты покончила с раскопками в моем прошлом, потому что мне очень не хочется о нем разговаривать.

Она вздрогнула от его тона.

– Я не хотела тебя обидеть и расстраивать тоже не хотела, тем более что ты оказал мне честь, пригласив к себе, и потратил столько сил, чтобы я почувствовала себя здесь как дома. Жаль, что я не знаю тебя чуть лучше. Я и понятия не имела, что разговоры о семье для тебя болезненны.

– Не болезненны, – ответил он не столько для нее, сколько для себя. – А просто не имеют отношения к делу.

Тахира нерешительно улыбнулась:

– Тебе не кажется, что с твоей стороны подобное утверждение парадоксально? Археолог, человек, смысл жизни которого состоит в раскопках прошлого, не интересуется собственной историей? Историей семьи? Кристофер, ты сам говорил, что ощущаешь связь с прошлым, как и я…

– С древней историей, а не с моим прошлым. Моя личная история никак не отражается на моей работе.

– Но твои поиски вдохновлены амулетом! – не сдавалась Тахира. – А амулет связывает тебя с матерью, как моя бедуинская звезда связывает меня с моей.

– Сегодня амулет не имеет к нам никакого отношения, – ответил Кристофер, сильно смутившись. Вскочив, он протянул руку, помогая ей встать. – Я привел тебя сюда не только для того, чтобы накормить ужином.

Они направились к ближайшему бархану. Идя по песку, Тахира все больше волновалась. Она то и дело бросала взгляды на большой прямоугольный предмет, который нес Кристофер. Предмет был завернут в простыню. Что же там такое? Когда они начали подниматься по крутому песчаному склону, ее догадки превратились в приятную уверенность. Хотя сгорала от любопытства, она прикусила язык. Кристофер затратил столько сил, чтобы порадовать ее. И сейчас меньшее, что она может сделать, – позволить ему все объяснить в свое время.

Наконец он заговорил, остановившись неподалеку от вершины, чтобы дать Тахире отдышаться, но заговорил вовсе не о том, что она ожидала.

– Зимой в Англии часто идет снег, – сказал Кристофер. – Представь, просыпаешься однажды утром и видишь, что все кругом за ночь стало белым. По мягкому, рассыпчатому снегу лучше всего кататься на санках.

– На санках? – Она с трудом повторила незнакомое слово. – Что это такое?

– Не знаю, есть ли похожее понятие в твоем языке. Санки – это что-то вроде коляски, которая скользит по снегу. В них можно впрячь лошадей или собак. А можно просто скатиться на них с горы. В детстве я катался на жестяном подносе – мы были не настолько богаты, чтобы позволить себе настоящие санки. Вот откуда у меня появилась идея… – Он торжественно сдернул ткань, под которой оказалось большое металлическое блюдо.

– Эта вещь заменит нам… как ты сказал?

– Санки. Да, ты права. Я предполагаю, что песок похож на снег, и мы будем скользить на блюде до самого подножия.