Елена Арсеньева - Последнее танго в Одессе (Вера Холодная)

Пришла Соня, которая жила то в «Бристоле», то вместе с матерью – и сразу услышала, как задыхается от кашля сестра. Вера спала горячечным, тяжелым сном, не в силах проснуться и понять, что же такое разрывает ей грудь. Соня немедленно убрала лилии и побежала в номер Чардынина.

Вызвали врача. Пришел доктор Усков, уже лечивший и Веру, и ее дочь. Он определил испанку – особо тяжелую форму гриппа. Правда, немного удивился: ведь в Одессе эпидемия испанки прошла еще в ноябре. Потом с запинкой высказал предположение о воспалении легких. Отсюда – сильный жар, удушье, боль при каждом вдохе и выдохе.

Только ли отсюда?

Но ведь доктор Усков ничего не знал про лилии…

Так или иначе, он категорически потребовал перевезти Веру туда, где тепло.

Ее увезли в дом, где жила мать, созвали консилиум из лучших врачей Одессы, но было уже поздно: после восьмидневного недомогания и двухдневного острого кризиса – с беспамятством, бредом, удушьем – Вера Холодная умерла.

Усков, которому Соня наконец-то рассказала про лилии, ужаснулся. Самым пугающим было то, что к букету оказалась приколота карточка французского консула… Получалось, что отек легких был спровоцирован не болезнью, а аллергической реакцией на аромат цветов? Усков не знал, что писать в заключении.

В это время в дом, где еще лежала на постели, а не в гробу, «королева экрана», приехал Гришин-Алмазов. Ее пальцы теперь и впрямь пахли ладаном, а в ресницах спала такая печаль, такая…

Перепуганный до смерти Усков бессвязно рассказал пугающему гостю о случившемся, и «одесский диктатор», лишь одно мгновение постояв над мертвой Верой, послал своих людей в «Бристоль», а сам отправился к Энно.

Спустя четверть часа он доподлинно узнал, что Энно никаких лилий Вере не посылал, а доставил их какой-то рассыльный. Еще спустя полчаса с помощью гостиничного портье «красная шапка» был найден все в том же кафе «Фанкони». Он очень подробно описал унылого человека в потертом пальто, который вручил ему обернутый в бумагу букет, источающий дурманящий лилейный аромат. По словесному портрету полицейские опознаватели, которые знали наперечет чуть ли не всю одесскую уголовщину, назвали Моню Цимбала. Да вот беда: прижать его к ногтю не удалось, ибо его буквально вчера подстрелила в темной подворотне какая-то сволочь. «Небось каратели Гришина-Алмазова постарались!» – судачили на Малой Арнаутской улице, где убивался от горя Монин папаша, башмачник Цимбал.

Ниточка оборвалась. Гришин-Алмазов подозревал, кто́ является истинным виновником смерти женщины, которую он уже почти любил. Подозревал, но сделать ничего не мог. «Ауспиции» положения белых и союзников в Одессе делались тревожней с каждым днем. Красные наступали, а в городе жалили, словно ядовитые слепни, подпольщики, объединившиеся с бандитами. Все, что мог сделать Гришин-Алмазов, это расстрелять одиннадцать главарей большевистского парткома – вместе с Жанной-Мари Лябурб. До Делафара он не добрался, не узнав о его истинной роли во всем происшедшем.

Да Веру это никоим образом не могло вернуть. Ей вся мирская суета была уже безразлична. Так же, как, впрочем, и врачебное заключение доктора Ускова, удостоверяющее, что Вера Васильевна Холодная скончалась от отека легких. Усков тянул с диагнозом сколько мог, а потом выдал его очень быстро: после того как его дочь была похищена неизвестными людьми.

Ускову было приказано немедленно выписать свидетельство о смерти Веры Холодной. Как только он заполнил все бумаги, его дочь вернули домой. Она что-то говорила о человеке с узкими глазами, которого увидела в замочную скважину: ее держали в запертой комнате. Но кто был тот человек, девочка не знала.

У доктора Ускова, коренного одессита, на сей счет имелись свои мысли, однако он предпочел держать их при себе.

Темная это была история. Темная и страшная… Настолько страшная, что писать о ней дальше просто не хочется. Ни о бальзамировании тела актрисы, ни о похоронах, которые превзошли многолюдьем все виденное прежде в Одессе. Ни о безутешном горе актеров ателье Харитонова и полном распаде киногруппы. Ни о том, что муж Веры, Владимир Холодный, умер спустя два месяца после ее смерти (вроде бы от тифа) и что матушка умерла тогда же, поэтому заботу о дочерях Веры взяла на себя ее сестра Соня, которая позднее увезла их в Болгарию. Не хочется писать и о том, что Мишу Япончика со товарищи расстреляли красные («отправили под конвоем на работу в огородную организацию», как афористично выразился какой-то «уездвоенком М. Синюков»), что Энно с Галочкой вернулись во Францию, туда же в конце концов уехал и «Веди» – Шульгин, что «одесский диктатор» Гришин-Алмазов застрелился 5 мая 1919 года на пароходике «Лейла» при попытке красных взять его в плен…

Зачем писать об этом? Как замечательно заметил в сходной ситуации Тургенев, «что сказать о людях, уже ушедших с земного поприща, зачем возвращаться к ним?». Не будем.

Не будем также писать и о том, что из нескольких десятков кинокартин с участием Веры Холодной сохранилось только пять. Жернова революции перемалывали и нечто покрепче, чем какая-то кинопленка!

Вот и закончена эта печальная, эта странная история – одна из многих историй про кинематограф, где…

Автор употребляет это слово в его изначальной форме – в женском роде. Именно в такой форме слово «фильма» пришло в русский язык, именно таким образом употреблялось до языковой реформы 1923 года, когда ему был придан мужской род декретом Совнаркома (так же, как и слову маневр, которое тоже раньше было женского рода – «маневра»).

Т.е. джокера.

Марка револьвера.

Так называли в то время добровольцев.

Так называли в то время машинисток, которые писали на печатных машинках.

Персонаж драмы А.Н. Островского «Лес».

Имеется в виду, конечно, первая экранизация романа П. Сувестра и М. Аллена.

Нашего храброго друга! Дорогая, переведите! ( франц. )

Здесь слово «ауспиции» употреблялось в значении «прогнозы», хотя в принципе в Древнем Риме так называли гадание по полету птиц. Гадание это толковали авгуры.

Эта сцена из «Ревизора», известная нам по фильму «Чапаев», в самом деле была описана именно Шульгиным в его воспоминаниях, а затем уже, с позволения сказать, «использована» создателями кинофильма.

Прошу простить меня, мадам, но меня может извинить только неведение. Надеюсь, ваше здоровье не пострадало? ( франц. )